— Всегда нравилась твоя смелость, Серафим, — задумчиво признала Маршал, когда наёмник оказался на пороге. Почти автоматическим движением достала очередную папиросу. — Немногие надеются на встречу со мной. Может потому, что я и смерть приходим одновременно.
Глава 5, в которой не получается в полной мере насладиться коньяком
Безупречность письменного стола Кристофера нарушала одна-единственная инородная деталь — статуэтка танцовщицы в белоснежной балетной пачке.
Прекрасная вещица из фарфора, работа известного мастера. Изящная фигурка приподнимала край ниспадающей, доходящей до середины икры, юбки, и, отведя глаза от высокого гостя, Кристофер принялся разглядывать эту пышную юбку на кринолине, разглядывать с таким преувеличенным усердием, будто видел впервые в жизни, и та вызывала живейший интерес.
Глава ювелиров и правда был известен любовью к антикварному искусству, но не до такой же степени. Весь облик его словно сочился предупредительностью, демонстрируя тактичность, почтительное внимание и готовность к диалогу.
Однако, к сыну лорда ни в коем случае не полагалось обращаться первым или задавать вопросы, только поддерживать избранную им тему.
Сидящий напротив темноволосый мужчина безмолвствовал. Именно так, он не молчал, не помалкивал, а воистину безмолвствовал, и безмолвие его, роскошное, густое, царственное, тем не менее, невозможно было выносить вечно. Пауза неприятно затягивалась. Но иерархические правила требовали неукоснительного соблюдения, а потому Кристофер предусмотрительно запасся должным терпением и морально приготовился к продолжительному, но малоинформативному разговору.
В отличие от венценосного отца, инфант имел склонность выражать мысли неторопливо и довольно обтекаемо, затрудняясь в четких формулировках. И в этой неуверенности сложно было упрекнуть человека, выросшего в тени великого лорда Ледума. Как бы то ни было, а Кристофер был удивлен и даже немного встревожен незапланированным визитом, неофициальным и, к тому же, довольно поздним. Наследник престола собственной персоной, к чему бы это?
Ясно, что не к добру.
— Тяжелое испытание выпало на долю Ледума, — начал наконец Эдмунд, постукивая по паркету концом элегантной резной трости. Дорогой сорт красного дерева издавал приятный гулкий звук, почти мелодичный. Если бы он не был еще таким монотонным! — До сих пор не могу поверить, что Эдгара больше нет… в живых.
Кристофер сочувственно качнул головой, всё еще не понимая до конца, к чему клонит инфант. Ничего не скажешь, приступил издалека.
— Какая невосполнимая утрата для нашего общества! Как преждевременно покинул мир мой возлюбленный брат, жизнелюбивый, всесторонне одаренный человек…
Кристофер вновь вежливо кивнул этому поразительно глубокомысленному наблюдению, недоумевая, исключительно про себя, разумеется, о каких именно талантах Эдгара идет речь. Если о способностях к магии, то они были весьма посредственны, как, впрочем, и более чем скудные дарования старшего отпрыска лорда. Но Эдгар был гораздо более успешен в нахождении общего языка с отцом, а потому более любим им.
Вот этот талант действительно был редок и весьма, весьма полезен.
— Однако страшно и помыслить о том, что ожидало бы Ледум, сработай план убийцы без осечки, — продолжил Эдмунд, небрежным жестом предлагая подать ему коньяк. Пузатая бутыль с благородным напитком стояла тут же неподалеку, на столике за перегородкой, рядом со свежими фруктами, шоколадом и сделанными на заказ сигарами цвета кофе с молоком.
Немедленно поднявшись, Кристофер поставил перед престолонаследником большой шарообразный бокал с короткой ножкой. Неторопливо, давая коньяку время подышать, наполнил снифтер густой ароматной жидкостью — до самой широкой части, не выше, — примерно на четверть. Янтарный напиток оказался идеально прозрачным, чистым и вязким. Он оставлял на стенках маслянистые потеки, которые привели бы в восторг эстета, и мог считаться великолепным образчиком алкогольной продукции.
Однако Эдмунд, похоже, не обратил внимания на такие мелочи: он опрокинул содержимое залпом, не успев в должной мере насладиться ни запахом, ни вкусом и послевкусием. Любого ценителя покоробило бы столь мещанское употребление напитка, частенько именуемого напитком лордов. Поставив бокал, престолонаследник сделал знак повторить, однако на сей раз пить не торопился. Руки его подрагивали.
Вернувшись на место, Кристофер заметил, что болезненную бледность инфанта волной заливает не менее болезненный румянец. Совершенно неуместное проявление волнения, причины которого были пока неясны, но — наводили на вполне определенные мысли.