Адъюнкт пожал плечами и сказал:
– На ваше усмотрение.
Шалауров тяжело вздохнул и посмотрел на капитана. Капитан посмотрел на Черепухина. Черепухин встал и опять всем налил. Все выпили до дна, и только адъюнкт до половины.
– А что? – сразу спросил Шалауров. – Теперь в столице все так? – и кивнул на адъюнктову чарку.
– Да, – ответил адъюнкт, – теперь у нас там так. Государыня пьяных не терпит. И сама не пьёт, конечно. Теперь у нас там многое не так, как было прежде.
– А прежде было лучше или хуже? – спросил Шалауров.
– Э… – начал было адъюнкт, но передумал и продолжал уже так: – Каждое новое время рождает новые обычаи. Теперь совсем иначе веселятся. Да и веселиться особенно некогда, полно всяких дел. Вот я служу в Академии наук по курсу ботаники, геодезии и натурофилософии, а это на Васильевском острове, в Кунсткамере. И там же, на Васильевском острове, на седьмой линии, жительствую, а это почти прямо напротив государынева дворца. И я же вижу, как у неё свет горит и день и ночь. Значит, государыня не спит, о нас печётся. Я…
И он замолчал, задумался, стал очень серьёзным. Сидел и глаз не поднимал. Степанида незаметно толкнула капитана локтем под бок, капитан кивнул Черепухину, Черепухин обошёл всех и налил, капитан встал и сказал тост за их новое важное дело, за то, чтобы оно славно сложилось, и тут опять все, теперь уже вместе с адъюнктом, выпили до дна. И сразу щёки у всех порозовели, Шалауров и Черепухин начали одновременно говорить, но такой же порозовевший капитан сказал им не забывать закусывать. А Степанида, ни к кому конкретно не обращаясь, спросила, как при дворе, если вдруг случается свободная минутка, веселятся.
– Тогда танцуют, – ответил адъюнкт. – Но это другие, а сама государыня почти никогда не танцует, а больше любит наблюдать за танцующими.
– Так, может, и у нас танцы устроить? – спросил Черепухин.
Капитану это не понравилось, и он очень строго спросил:
– А где ты музыку возьмёшь?
– А если за Костюковым послать? – не унимался Черепухин. – Он на рожке играет знатно. А может и на ложках.
– На ложках! – хмыкнул капитан. – Мы не в питейном доме!
И осмотрел всех сидящих. Адъюнкт усмехнулся и сказал:
– Из всех известных нам танцев государыня более всего жалует русского. И это уже все знают, поэтому если она вдруг не в духе, сразу выбегают молодцы и давай русского жечь, отжигать, и она, смотришь, оттает и повеселеет.
Все молчали. Адъюнкт продолжал:
– А ещё вот какая новая забава у них появилась – волчок!
– Какой волчок? – не понял капитан.
– Обыкновенный, на верёвочке, – сказал адъюнкт. – Или ты, Василий Юрьевич, по юным годам никогда волчков не верчивал?
– Ну, как, верчивал, – нехотя ответил капитан. И, оживившись, продолжил: – И ничей чужой волчок никогда моего не переверчивал! Бывало, как только родитель уедет, сразу спустишься во двор… – И спохватился, замолчал.
– Вот! – улыбаясь, подхватил адъюнкт. – Так и у нас теперь в царском дворце. А ещё…
Но тут он замолчал и посмотрел на Черепухина. Черепухин вскочил. Адъюнкт кивнул ему, и тот пошёл вокруг стола наливать. Потом адъюнкт встал с полной чаркой и начал длинно и нудно рассказывать о том, как он ездил в Германию, в славный город Гёттинген, и как там веселятся. Но капитан его уже не слушал, а думал только об одном – зачем он про волчок рассказывал, зачем вообще столько пил, зачем приглашал…
Ну и так далее. А время шло, Черепухин то и дело вскакивал и наливал всем до краёв, за столом было уже довольно шумно, адъюнкт живо рассказывал, какие необычные порядки в Германии, как там чисто и как благочинно, какой там университет и какие поля, какая на полях скотина и какой народ воспитанный. Но тут Шалауров осмелел, начал изрекать всевозможные спорности, адъюнкт на них довольно ловко отвечал, всем было весело, пошла общая беседа, начались вопросы и ответы. Степанида сама ничего не спрашивала, только сидела, открыв рот, и капитана это очень злило, но он пока терпел, пил, не закусывал…
А потом не выдержал, встал и сказал, что сколько это можно пить, неужели у них нет других развлечений, и предложил адъюнкту сыграть в шахматы. Адъюнкт согласился. Капитан велел принести. Степанида принесла коробку. Черепухин сдвинул миски, капитан и адъюнкт сели один напротив другого и начали играть. Капитан был хороший игрок, у него редко кто выигрывал, Шалауров это знал и хищно усмехался, ждал, когда адъюнкт продуется, капитан спешил, хотел скорее выиграть, увлёкся, поставил под бой туру, начал её спасать, подставил королеву…
А дальше было ещё хуже – адъюнкт великодушно подсказал ему, капитан переходил, королева была спасена, но адъюнкт дальше играть не стал и предложил ничью. И Степанида опять ничего не сказала. Что оставалось делать? Ничего. Шахматы убрали, выпили ещё, потом выпили на посошок, Степанида молчала как рыба, и уже только ночью, когда все ушли, она робко сказала, даже, правильнее, предложила, чтобы адъюнкт к ним каждый день ходил обедать. На что капитан гневно сказал: