С этими словами он потянулся к своей, как он её называл, крокодиловой сумке, раскрыл и начал доставать оттуда чертежи. Капитан стал их рассматривать. Чертежи были густо исчёрканные, непонятные. Капитан в сердцах сказал:
– Сколько здесь саженей лесу вбухано!
– Корабли на кубические сажени не считаются, – строго сказал адъюнкт. – А на водоизмещение!
Капитану стало ещё горше, он громко вздохнул.
– Э! – весело сказал адъюнкт. – Не дрейфь, как говорят на море. Когда великий государь из Голландии вернулся, вот тогда была действительно беда! Тогда никто во всей державе не умел строить корабли. А теперь что? Теперь насмотрелись всякого. Так что только кликни клич, поспрашивай, пообещай – и нужные люди сами найдутся.
Капитан насупился. Он очень не любил, когда его поучают. А тут адъюнкт вдруг ещё и спросил:
– А как у вас тут, тихо? Инородцы не шалят?
– Пошаливают, – нехотя ответил капитан. – Но немного.
– А раньше было много?
– Раньше было по-всякому, – уклончиво ответил капитан. – А что?
– Так, – так же уклончиво ответил адъюнкт. – Мне в Якутске про ваши места тоже говорили всякое.
– А! – сердито сказал капитан. – Брехня всё это. Да и привыкаешь быстро.
– А… – начал было адъюнкт, помолчал, потом спросил: – А сколько у тебя солдат?
– Достаточно, – строго ответил капитан. – И казаков тоже достаточно, и инородцы это знают. Но попробовать могут, конечно. Они воины горячие! Знаешь, как они копьё бросают? На двадцати пяти шагах пробьёт на тебе кольчугу, и ещё со спины копьё выйдет.
– Кто это в кольчуге сейчас ходит? – удивился адъюнкт.
– Как кто? Я хожу! – ответил капитан. – А у господина майора Павлуцкого, Дмитрия Ивановича, кольчуга в пять колец, да ещё заговорённая, ей никакое копьё не страшно, в неё хоть подойди и тыкай, не пробьёшь. У нас здесь не Петербург, вот так! На кольчужки спрос имеется, да и ещё какой! Когда мы в тридцать первом году…
Но тут капитан замолчал и нахмурился. Долго сидел недобрый и задумчивый, потом вдруг просветлел, махнул рукой, осмотрелся по столу, увидел чарки и кувшин, налил по полной и сказал:
– Со знакомством.
Они выпили. Капитан закусил корешком и спросил:
– А что такое адъюнкт?
– Это помощник профессора, – важно ответил адъюнкт.
– А кто такой профессор?
– Это генерал в Академии. Мудрец из мудрецов. С ним даже сама царица не спорит.
– Ну, тут ты хватил!
– Хватил немного, да, – не стал спорить адъюнкт и тотчас же спросил, уже с улыбкой:
– А его превосходительство обер-кригс-комиссар армии Макаров Кузьма Васильевич, равно как и его брат Алексей – это твоя родня?
– Нет, – мрачно ответил капитан. – Мы из других Макаровых, смоленских. А ты из каких Осокиных, из казанских или из калужских?
– Нет, я не из тех и не из других, – не очень охотно, ответил адъюнкт. – Из преображенских я. Второй батальон, третья рота. Батюшка мой там служил. А я закончил солдатскую школу, потом меня в Германию отправили доучиваться. И вот, – тут же продолжил он, и это уже даже чрезмерно громко, – теперь живу я в столичном городе Санкт-Петербурге, на всем известном Васильевском острове, прямо напротив государынева дворца. А служу я в императорской Академии наук, я там числюсь старшим адъюнктом, то бишь вице-профессором по классу ботаники и натурофилософии. Вот так! – уже совсем задиристо закончил он и даже резко мотнул головой.
Больше ему не наливать, подумал капитан, а вслух сказал:
– Ну что, тогда, может, пора уже и отдохнуть? Я велю, и тебе здесь постелют. И как следует натопят.
– Нет-нет! – поспешно возразил адъюнкт. – У меня ещё много дел. Я ещё не заполнял журнал, а у нас с этим очень строго.
– Что за журнал? – спросил капитан.
Адъюнкт осмотрелся, увидел на краю стола свою так называемую крокодиловую сумку и жестом попросил подать её. Капитан подал. Адъюнкт вытащил из сумки толстую потёртую тетрадь в просмоленном, так называемом клеёнчатом переплёте.
– Вот он, – сказал адъюнкт, – называется «Журнал каждого дня», я здесь от самого Якутска записывал, какая погода каждый день была, и какой воздух, и какие были в небе знаки, и через какие места шли, и какой дорогой. И так буду и здесь каждый день заполнять, и потом на обратном пути до самой Кяхты, а уже там отдам господину профессору. – И тут же продолжил: – Господин капитан! Вели, чтобы нам свечей подали.
Капитан смотрел на адъюнкта и молчал. Адъюнкт уже совсем не казался ему крепко выпившим. Вид у адъюнкта был, напротив, почти что совершенно трезвый, вот только он был несколько обеспокоен тем, что с его журналом вышла некоторая незадача. Сумасшедшие они там все какие-то, с раздражением подумал капитан, встал и позвал, как он сказал, кого-нибудь.