Пришёл Орлов. Капитан велел подать свечей. Орлов поискал в шкафчиках, нашёл, засветил и подал. Адъюнкт сел с краю стола, на не заставленном мисками месте, раскрыл журнал и начал записывать. Записывал он крайне меленько и непонятно. Капитан спросил, может, ещё чего велеть. Адъюнкт сказал, что больше ничего не надобно. Тогда капитан сказал ему, что «этот солдат», то есть Орлов, поступает в полную его, адъюнктову, команду, а пока ещё он сам велел Орлову, чтобы тот приготовил для господина петербургского учёного постель в задней каморке и протопил бы там как следует, и ещё чтобы расставил его вещи.
– Нет! – сразу же сказал адъюнкт, прервав запись. – Ничего не трогать! Сядь, братец! – сказал он Орлову. – Не мешай!
Орлов сел. Адъюнкт продолжил записывать. Капитан сказал, что, как ему кажется, всё мало-помалу наладится, и если, не дай бог, вдруг что, то его всегда можно позвать, а пока что он откланялся и вышел.
Во дворе уже смеркалось. На воротах стояли Козлов и Меркулов. Капитан сказал, чтобы смотрели зорко, и прошёл к себе, поднялся на крыльцо, вошёл.
Степанида сидела за пяльцами. Степанида была женщина высокая, красивая, породистая, капитан её крепко любил и даже немного приревновывал. Но не к адъюнкту же! Поэтому когда Степанида про него спросила, капитан честно ответил, что адъюнкт – малый ловкий, не промах, своё дело знает. А что за дело, спросила Степанида. Но тут капитан промолчал, потому что дело было государственной важности. Степанида это поняла, не стала переспрашивать, а даже сама сказала, что казак Евлампий, привёзший, как она сказала, господинчика, сказал, что он у них там в Алазее всех за неделю донял, везде лез с вопросами, поэтому они все были очень рады, когда он собрался уезжать от них. А что он за вопросы задавал, спросил капитан. А ты спроси у Евлампия, сказала Степанида, он ещё не уезжал. Но капитан не стал искать Евлампия, сказал, что если будет надо, он сам во всём разберётся, и пока что сел к столу, достал сенатскую бумагу, ещё раз её перечитал и задумался. Смешные люди эти петербургские, думал капитан, да чего там узнавать, это и так всем известно, Атч-ытагын не раз рассказывал, что по ту сторону Чукотского носа стоит такой же Алеутский нос и чукчи раз от разу туда плавают, когда по коммерческим делам, а когда и по военным, а после возвращаются с большой добычей, и это для них очень важно, говорит Атч-ытагын, а вот как называется та земля, им дела нет, может, это и Америка, он говорит, а может, Азия, потому что это дела не меняет, а соболей там как не было, так и нет, и не будет, зато есть морские бобры, называются каланы, и у них мех ещё лучше соболиного, и когда их привозили в Кяхту, китайские купцы давали за них очень большие деньги, но ты только попробуй им продай – и тебя сразу на дыбу, потому что всё это казённое и монопольное! А так бы, конечно, да…
И капитан сидел, смотрел на сенатскую бумагу и нет-нет да и повздыхивал. Потом, после ужина, он выходил покурить на крыльцо, видел, что в съезжей горит свет, сердито посасывал трубочку и удивлялся тому, что же это можно так долго записывать. Потом увидел, что и у Черепухиных в окне тоже светло, и разозлился ещё пуще, потому что, подумал, Черепухин дурак дураком, и жёнка у него косоглазая, дети золотушные… А вот зато свои дети! А у них со Стёпкой кто? Никто!
И ночью, ну, да после всего этого, капитан долго молчал, стеснялся, а потом тихо спросил:
– Ну что?
Стёпка не сдержалась и заплакала. Капитан взялся её унимать, гладил по лбу, по щекам, и молчал, потому что знал по опыту, что Степанида очень не любит, когда говоришь словами. И так они молча, обнявшись, заснули.
Глава 2
Назавтра утром капитан встал, как обычно, рано, взял тёплой воды, побрился, вышел завтракать. Стёпка сказала, что его ждёт Шалауров.
– Подождёт! – строго ответил капитан.
Пододвинул миску, начал есть. Спросил, не слышно ли чего про петербургского.
– Нет, ничего, – сказала Стёпка. – Крепко дрыхнет!
Капитан согласно покивал. Доел с аппетитом, хлопнул чарку казёнки, встал, пошёл к порогу обуваться, одеваться. Стёпка подала ему ремень и саблю. Он подпоясался, кивнул Стёпке, даже подморгнул, и вышел.
В сенях его и в самом деле дожидался Шалауров Никита Павлович, тамошний самый крепкий купец, очень ловкий, просто шельма. Он и тут не постеснялся, а сразу кинулся наперерез и зачастил: