— Спасибо, мама.
— На здоровье, сынок. Хотела бы я тебе подарить вместо этого пистолета счастливую и спокойную жизнь, но…
— Для этого я просто должен был родиться кем–то другим, — ухмыльнулся принц Ильтар. — А я, идиот, родился наследником престола. Значит, так мне и надо!
Он восторженно посмотрел на пистолет у себя в руках.
— Береги его. Постоянно держи при себе — и не болтай о нем, — добавила королева. — Вообще никому о нем не рассказывай, ладно? Пусть это будет нашей маленькой тайной!
Принц вновь посмотрел на «Этре»… задумчиво так посмотрел.
— Ты кого–то подозреваешь? — очень серьезно поинтересовался он.
— Никого конкретно, но… сам понимаешь.
— А отцу тоже не рассказывать? — нахмурился принц.
— Я сама скажу.
Он разглядывал пистолет с таким искренним восторгом! Почти так же он смотрел на своего первого пони. Потом — на первую в своей жизни шпагу.
На роту личной охраны он смотрел уже по–другому.
— Эти люди и эльфы умрут за тебя, — сказал ему тогда наставник Дэрран. — Умрут по первому твоему слову. Умрут, выполняя любой твой приказ. Ты несешь ответственность за них, за их жизни — точно так же, как когда–нибудь, взойдя на престол, примешь ответственность за всю Ирнию.
Ее величеству хорошо запомнилось, как ее сын смотрел на выстроившуюся, словно на параде, роту. Как вдруг ссутулились его плечи, словно принимая на себя всю непомерную тяжесть ответственности. Как он потом с усилием выпрямился, обведя мир спокойным и гордым взглядом взрослого. Да. Он — принц. Да. Ему доверены все эти люди и эльфы. Он будет о них заботиться. Он сделает все, чтобы им было хорошо. А потом, когда придет его черед, позаботится и обо всей Ирнии. Он принимает эту ответственность на себя. Как его героический дядя. Как отец.
Королева Кериан печально улыбнулась.
«Он еще не скоро привыкнет к мысли, что у него действительно есть собственный „Этре“, не скоро поймет, что эта безумно дорогая и невероятно надежная штука вправду принадлежит ему. Что ж, это и хорошо. Он действительно научится с ней обращаться. Как следует научится. Лишь бы хватило времени».
«Интересно, получится ли тайком от несносных в своем любопытстве фрейлин продать еще одно бриллиантовое ожерелье? Тогда можно было бы купить такой и мужу. И, черт всех побери, я бы не отказалась от такого пистолета сама! А еще интересно, что скажет любимый супруг, когда узнает, что его жена, королева, мать наследника престола, и прочая, прочая, переодевается в костюм пажа, тайком выскальзывает из дворца, переодевается еще раз, уже в городское одеяние, и шляется по разным подозрительным местам, продавая украшения и покупая пистолеты?»
Королева и сама не знала, отчего ей хочется, чтобы у мужа и сына обязательно были эти пистолеты. И уж тем более не понимала, для чего такой пистолет ей самой. Но она не задумываясь отдала бы за это все свои драгоценности.
Мудрые люди не дают воли своим прихотям, но всегда подчиняются движениям сердца, а мудрость не всегда прячется под личиной седобородой старости. Седобородый старец как раз может оказаться распоследним дураком, а мудрой может быть и молодая женщина. Даже королева может быть мудрой, если очень постарается. Если все–таки сделает то, что почему–то кажется важным.
Королеву терзали невнятные опасения. Что–то могло случиться. Что–то пока смутное и страшное… но во всем этом как–то были замешаны маги и магические твари. Как–то… Ее величество не знала, как.
В королеве было достаточно эльфийской крови, чтобы среди грохота мира расслышать тихий шорох надвигающейся опасности, и достаточно здравомыслия, чтобы принять в расчет предупреждения внутреннего голоса.
Именно поэтому она не то что государственной казной — своими личными деньгами пользоваться не хотела. Их ведь отследить можно. Да что там, проще простого их отследить. Тому же казначею вполне доступно. Или его помощникам. Или секретной службе. Или… да мало ли еще кому?
Не от сына и не от мужа, чей пистолет был следующим на очереди, королева скрывала свои расходы, а от кого–то совсем неведомого, невзрачного, незаметного, от кого–то, на кого и не подумаешь, но кому ни в коем случае не следует доверять. А если знать кто, если знать заранее, так и вообще повесить без суда и следствия. Вот только как о подобном узнаешь?! Как определить холодную и лживую тварь среди сотен улыбающихся лиц? По лживой улыбке и лживым глазам? Полноте! Здесь, во дворце, где почти половина улыбается, потому что положено улыбаться?! Улыбается, кланяется, лебезит перед их величествами… да здесь улыбки через одну лживые! И ведь не потому, что среди толпы придворных и в самом деле есть хоть один настоящий предатель. Просто их с детства учили, что так надо. Просто они по–другому не умеют, да и не хотят они уметь по–другому.