— Я не могу!
— Мне незачем было убивать барона Маккензи, с ним было проще договориться, чем с его наглым пасынком, поверьте. Желающих поживиться экспонатами его коллекции было достаточно и без меня.
— Например? — полюбопытствовала Кейтлин.
— Например, наш радушный хозяин, сэр Диккенс. Я точно знаю, что в коллекции есть вещь, которую он бы хотел заполучить, но барон Маккензи был принципиален. Он никогда и никому ничего не продавал. Изредка дарил, чаще покупал.
— Я не верю вам.
— Не верите, что на свете есть вещи, которые не дают спать спокойно великим литераторам? Есть, поверьте, и они не всегда относятся к духовной сфере.
— Ну тогда скажите мне, что это за вещь?
— А вы спросите при случае у него сами. Правда, сдается мне, он все будет отрицать.
— Потому что это неправда.
— Или потому, что ему не выгодно, чтобы вы об этом знали.
— То есть вы обвиняете сэра Диккенса? — разъярилась Кейтлин.
— Я никого не обвиняю. Лишь по вашей просьбе привожу примеры.
— Пока он только один, — покачала головой девушка. — Вы просто пытаетесь отвести подозрение от себя, обвинив невиновного.
— Вам мало одного примера? Хорошо. Вот вам еще несколько. Пасынок барона, Даниэль Фармер. В последнее время он часто ругался с приемным отцом, он интересовался антикварными вещами и их историей, и он вспыльчив. Или Мэлори. Вы ведь знаете дворецкого барона Маккензи? Неужели он не показался вам странным?
— И это делает его убийцей?
— Нет, это заставляет задуматься, тем более он единственный выжил после той ночи. Не правда ли, загадочно?
Локс, фыркнув, отошел в сторону, а расстроенная девушка осталась стоять на ступенях. Все же шпион из нее никчемный. Разговор с коллекционером, который должен был все прояснить, запутал еще больше.
Глава 5
То ли сон, то ли бред, то ли реальность, разбавленная зыбким светом луны, — непонятно. Уже давно стемнело, и дом затих. Отложив книгу и погасив мерцающую газовую лампу, Кейтлин отправилась спать. Она лежала в полудреме и из-под опущенных ресниц наблюдала за стройной женской фигурой в темном одеянии, медленно плывущей по комнате от окна в сторону кровати на латунных ножках. Дыхание перехватило от страха, и Кейтлин инстинктивно сжалась в комок, не в силах даже вскрикнуть. Она не понимала, сон это или нет. Нахлынувший ужас парализовал. Руки мелко дрожали, а закутанные теплым одеялом ноги закоченели. Лицо ночной гостьи под низко опущенным капюшоном разглядеть не получалось — лишь острый подбородок и тонкую полоску сжатых губ. Женщина в черном подошла вплотную к кровати, и Кейтлин услышала отчетливые всхлипывания. Стремясь как можно быстрее прогнать морок, девушка зажмурилась что есть мочи, а потом открыла глаза. В комнате было пусто, лишь слабо колыхнулись шторы: видимо, Лиз с вечера неплотно прикрыла окно.
Дыхание сбилось, дрожь была такой сильной, что зуб не попадал на зуб. Кейтлин села на кровати, пытаясь успокоиться и унять бешеное сердцебиение. Немного придя в себя, огляделась, но так и не смогла увидеть ничего подозрительного. Морок исчез, а вместе с ним и желание спать. После того как удалось справиться со страхом, стало значительно проще. Девушка закуталась в одеяло и уставилась на затухающий камин, решив считать фигуру в черном неприятным сном.
Холодно и промозгло, затяжной дождь снова бьется о подоконник, а ветер стучит по оконным стеклам голыми ветками корявых деревьев. Тишина ночью относительна, это Кейтлин поняла давно. Когда засыпают люди, исчезает привычный шум, связанный с их жизнью и действиями, и на смену приходят звуки совсем иного толка. Они чужие, непривычные, поэтому часто пугающие. Их практически не слышно, но если замереть, если не спится в чужой, непривычной постели, они сами врываются в комнаты вместе с дождем, ветром, шебуршанием мыши в стене и легким скрипом старых половиц.
В этом доме звуков было много, казалось, с наступлением ночи здесь оживает каждый предмет, каждая маленькая статуэтка или шкатулочка, оружие и полотна известных мастеров на стенах. Сначала Кейтлин эти звуки пугали, но постепенно она начала к ним привыкать и иногда переставала слышать. Но не сегодня.
После странного, пугающего видения сон не шел. Камин почти остыл, и ноги закоченели. Можно позвать Лиз и попросить растопить его заново или самой подкинуть в затухающее пламя пару поленьев, но и для первого, и для второго нужно было встать, а Кейтлин замерзла и не хотела вылезать из-под одеяла. Дождь усилился. Но даже сквозь стук капель по подоконнику и стеклу пробивалось тихое пересвистывание из сада. Соскочив с кровати, девушка подкралась к окну. Разглядеть ничего не получилось, только слабый отсвет то ли факела, то ли газового фонаря. Кейтлин наспех натянула капот и, выдвинув ящик тумбочки, достала револьвер, подаренный отцом в прошлом году.
Девушка еще какое-то время надеялась на то, что ей почудилось и на самом деле в саду никого нет. Но слух, обострившийся от предчувствия опасности, уловил новые звуки, подтверждающие нехорошие подозрения. С тихим звоном разбилось оконное стекло на первом этаже, и Кейтлин, плотнее запахнув капот, выскочила из своей комнаты и кинулась вниз. Она знала: откуда бы ни пришла опасность, с чем бы она ни была связана, лучшая защита — нападение, именно этому учил ее отец. Так случилось, что, кроме нее, встать на охрану дома могла лишь Лиз, но Лиз никогда не пользовалась оружием. Мэлори стар, а Меган — тихий цветок, который не перенесет еще одного потрясения. Конюх и кухарка вообще живут в отдельном домике для прислуги, в саду, и даже если услышат шум, вряд ли кинутся, рискуя жизнью, спасать хозяев, которых знают без году неделя.
По коридору девушка кралась, стараясь не задеть ни один из экспонатов дядиной коллекции. Ступала осторожно и тихо — она даже обуваться не стала, чтобы не производить лишнего шума. Услышав неясный звук в коридоре за поворотом, Кейтлин предусмотрительно опустила руку с револьвером вниз, так, чтобы длинный рукав халата скрыл оружие, и, прижавшись к стене, на подгибающихся ногах двинулась вперед, в полной мере ощущая всю нелогичность своего поведения. Гораздо правильнее было бы запереться у себя в комнате и надеяться, что опасность минует. Но поступить так Кейтлин не могла: все же она находилась в доме не одна, и судьба остальных обитателей была ей небезразлична. Она с детства усвоила, что хозяйка — это не только привилегии, но и обязанности, главнейшая из которых — защищать.
Их было четверо, в темных удобных костюмах и кепках, натянутых на глаза. Один из них тащил не смеющую даже пикнуть Лиз. Тяжелая чугунная сковородка валялась на полу. Служанка, многое повидавшая на своем веку, судя по всему, пыталась защититься.
Кейтлин замерла, не зная, что предпринять. Грабители были вооружены, стрелять, не опасаясь, что Лиз причинят вред, нельзя, а бросать оружие глупо. Так и не составив плана действий, девушка осторожно двинулась вперед. Она слышала, что с нападающими лучше говорить — это отвлекает, но не могла выдавить из себя ни слова. Зато Лиз быстро опомнилась и запричитала:
— Ой, да что же это такое! Отпустите! Что вам могут сделать слабые женщины? Зачем же вы сюда явились, да еще ночью! Ох, господи боже мой, что творится? Люди добрые, помогите! — Последнюю фразу она прокричала на весь дом и тут же заработала суровое одергивание и тычок под ребра. Кейтлин, увидев это, едва сдержала вопль. Но угомонить Лиз оказалось не так-то просто. Голос служанки разносился по коридорам и иногда срывался на рыдания, но глаза при этом были настороженными и сухими. «Стреляй, что ты медлишь?» — читалось в ее взгляде.
— Кто к нам пожаловал? — медленно произнес один из грабителей — видимо, главный в шайке — и двинулся в сторону Кейтлин, подав знак своим людям.
Двое отправились по коридору в глубь дома, а один, который удерживал Лиз, прижал к ее горлу нож. Главарь, опрометчиво засунув пистолет за пояс, подошел к дрожащей Кейтлин и взял ее за подбородок. Девушке не нужно было изображать страх. От ужаса у нее дрожали колени и губы, а на глазах выступили слезы. Мужчина был высок, он пах дешевым спиртным и потом — запах опасности. Хотелось кричать и бежать со всех ног, но некуда. Кейтлин панически боялась. Боялась этих людей, боялась стрелять, боялась за жизнь Лиз. И никак не могла решить, чего же страшится больше.