Выбрать главу

— Теперь еще и это, — произнесла она. — Не могу поверить.

Мистер Гринвуд, продавец канцелярских товаров, — его искривленные плечи, казалось, еще больше поникли, когда он поклонился, приветствуя Шарлотту, — был тем, кто показал ей заметку в «Бредфорд обсервер».

Предполагается, что единственная дочь преподобного П. Бронте, приходского священника Хоуорта, является автором «Джен Эйр» и «Шерли», двух популярнейших на сегодняшний день романов, которые вышли в печать за подписью «Каррер Белл».

Единственная дочь. Видеть это напечатанным — о, как же больно. Печать создала их и печать подтвердила их уничтожение, их абсолютное молчание.

Тем вечером при свете лампы Шарлотта вслушивалась в набухающую тишину, пока наконец не пришлось ее нарушить. Она громко высказалась. Она должна была это сделать. Одними мыслями тут не справиться. Мысли крошились, как мел, — речь была пером, чернилами и подписью.

— Я знаю, что вы здесь. Но вас здесь нет. Вот почему мне здесь невыносимо. Я не могу просто… засиживаться. Я должна буду увидеть другие края. — Она на миг склоняет голову. — Да, правда, я действительно всегда этого хотела. Но не так. Я никогда не хотела, чтобы так.

Поездки в Лондон: Шарлотта не могла не думать и не сравнивать их с вихрями и грозами того уик-энда, когда они с Энн впервые бросили вызов неприступному офису «Смит, Элдер и Ко». Это было захватывающим, но и пугающим; чем-то, что нужно преодолеть, вылазкой из убежища. Теперь убежища не осталось. Нору разрыли и перекопали, все выровнялось. В каком-то смысле это значило, что мужество — единственный путь. («Мужайся, Шарлотта. Будь мужественной», — последнее, что сказала ей Энн.)

Уильям Мейкпис Теккерей, могучий лев. В первый свой визит Шарлотта имела возможность посмотреть с почтительного расстояния, как он кормится, — на ужине у Смитов, с последующим коротким знакомством и пожиманием лапы: слишком много людей, слишком много робости с ее стороны для большего. Во второй раз он нанес утренний визит, и Шарлотта была чуть лучше подготовлена.

— В этот момент, мисс Бронте, я должен бы открыть, что с самого начала знал, что Каррер Белл — женщина, женщина из Йоркшира, из семьи священника; одним словом, показать себя самым настоящим ярмарочным предсказателем. Ничего подобного, увы. На самом деле, когда наш друг дал мне «Джен Эйр», я подумал только, что имею дело с мастером или, если хотите, мастерицей нашего бедного, терпящего дурное обращение английского языка. Так много авторов нынче загоняют его до полусмерти — или же позволяют старой кляче брести по обочинам, куда глаза глядят.

Теккерей был огромным, тяжелым, громогласным мужчиной в очках, курносое лицо которого всегда тянулось вверх, как будто он собирался чихнуть. Иногда казалось, что он чихает на смешную ценность мира, а иногда на себя самого.

— Вы смущаете меня этой похвалой, сударь, — пролепетала Шарлотта. В ее скромности не было ничего показного. Она находилась в присутствии божества. — Вы, кто пишет с таким… с таким изяществом, непринужденностью, легкостью, обладаете качествами, которые мне не подвластны…

— С легкостью, говорите. Это потому, что, когда я сажусь писать, голову редко отягощает какая-нибудь мысль, кроме той, как оплатить счета виноторговцев.

— О, знаю, материальный мир беспардонно отрывает от творчества, — особенно когда от тебя зависит семья.

— Напротив, мисс Бронте, материальный мир является для меня важнейшим стимулом. Когда я сажусь за стол, вздыхаю, чешу в затылке и призываю муз, этих нерадивых ведьмочек, в поисках вдохновения, у меня не всегда получается. Но стоит только заглянуть в банковскую книжку, и я тут же чувствую себя вдохновленным как никогда.

Теккерей оглушительно рассмеялся. Какой-то суровый у него был смех, будто на самом его дне лежала угроза слушателю, который не захочет присоединиться к веселью.

— Вы говорили об английских авторах. Что вы думаете по поводу новых французских романов? В них такая же пресность — потребность в силе?

— О, француз — это пресыщенное, циничное создание, — сказал Теккерей, занимая, подобно караульному, позицию у камина и подгибая мощные ноги. — Дайте ему перо в руки, и он станет либо чувственным, либо фривольным. Вы вообще знаете Францию, мисс Бронте?