Спустившись только к обеду, Скорпо обнаружил, что был неправ: ночью мебель не двигали, а… убирали. Точнее, ее обломки. С нескрываемым восхищением оглядев совершенно пустое и безлюдное помещение, чародей искренне посетовал, что, «видимо, вместе с мебелью вынесли и всех обитателей этого славного местечка». В сопровождении молодого орка он двинулся прочь, на ходу прикидывая, где можно будет позавтракать, а заодно уже и пообедать.
Двери «Праздника живота» были еще закрыты, а в «Кровь и лозу» Скорпо идти не пожелал, поминая хама-хозяина, заоблачные цены и изжогу после тамошней пищи. Поэтому пришлось тащиться до «Меча Бревтона», что был недавно поставлен прямо на рыночной площади, невдалеке от дворца Владык.
На площади было не протолкнуться. Глядя на оживленные, даже радостные лица, маг решил, что сегодня какой-то праздник и в намеченном кабаке, скорей всего, делать нечего, ибо все места будут заняты. Мийяра хотел уже развернуться и уйти, как его внимание привлек помост, стоящий в дальнем углу.
«Кого-то сегодня повесят. Здесь всегда вешают. Бесплатное развлечение для черни. Не надо платить за вход, только выбрать место поближе. Смотри — это занятно. Пьеса отрепетирована веками до мельчайших нюансов.
Начинается с того, что несчастного вводят на эшафот. Он дрожит и готов напустить в штаны. А лучше, конечно, чтобы и напустил: нет забавнее зрелища, чем взрослый мужчина с недвусмысленными мокрыми дорожками на платье. Затем палач, пряча улыбку под… Какой сейчас цвет предпочитают душегубы на окладе? Черный? Красный? Как это пошло! Надо бы порекомендовать братцу зеленый. Этакий цвет ранней травы. Он успокаивает. Хотя нет, осужденный должен трястись от страха, а не со спокойной душой и холодным сердцем представать перед Создателем. На чем я прервался? Ах, да! Палач, пряча под колпаком улыбку в предвкушении дармовой добычи, накидывает петлю на вспотевшую шею, привычно проверяя, не слишком ли тугой узел. И, оценивая (пока еще чужое) тряпье, гадает, сломается та шея сразу или тело будет дергаться до последнего вздоха в судорожных попытках освободиться.
Далее финал…
Под ногами распахивается люк, и под дружный испуганный вздох злодей уходит в свой последний путь… И предстает перед своим Создателем, коему верил и перед кем преклонял колени. Жаль, что отзывчивый зритель этого не увидит. Было бы потешно…
Зато потом будут долго обсуждать, как вывалился посиневший язык и как под общий хохот палач брезгливо снимал с мертвеца стоптанные, но еще годные сапоги».
Только Скорпо начал выбираться из толпы, как Трав удивленно охнул и восхищенно зацокал языком.
«Одно слово — нелюдь. А еще ведет свой род от времени создания Кристалла!» — буркнул про себя Мийяра, но, перехватив взгляд орка, невольно обернулся и замер, силясь оценить увиденное.
На помосте виселицы как ни в чем не бывало стоял… Вот как можно было назвать этого человека? Громила? Да самый страшный громила рядом с ним годился только на звание ребенка! Не иначе как для сравнения рядом с «малым» стоял ободранный, будто только-только из заварушки, гном. Скорпо мысленно попытался представить рост осужденного: средний гном был человеку максимум по пояс, а этот торчал у его колена, словно случайное приложение к сапогу.
— Тролло! Тролло гера вый схад!!! — со злостью пропищал стоявший рядом гоблин, радостно пожирая глазами парня.
«Тролло? Тролль, что ли?!» — не понял чародей.
— Эй ты! — бесцеремонно схватил он коротышку за шиворот. — Я вижу, ты знаешь, кто это?
Вместо ответа гоблин одарил человека не менее озлобленным взглядом.
— Кара ша длала! — ткнул в несговорчивую рожу Трав. — Шахман говорит тобой!
Оценив выпирающие орочьи клыки вкупе с доспехами и блестящим оружием, зеленокожий залопотал на своем языке. Сын Йора переводил.
— Сказал это правда тролль. Он родом Аммст Рин — Вечная Долина. Гобло всегда воевать с тролло. Тролло их… — Здесь Трав употребил такое скабрезное слово, что Скорпо сначала пропустил его мимо ушей, сочтя за невежество обоих нелюдей, но, вспомнив рассказ крестьянина, невольно рассмеялся, даже не зная, как реагировать.
— Ладно, ступай!.. — Человек кинул пленнику монетку и отвернулся.
Не успел гоблин ступить и шагу, как Трав тут же отобрал подачку, взамен наградив по-своему — добрым пинком в тощий зад.
Меж тем на помосте происходило следующее: двое палачей, бывших троллю по грудь, вязали парню руки, а тот с наивным любопытством озирался вокруг.
— Тара агиа! — вдруг по новой возник орк, нетерпеливо дергая хозяина за рукав. — Шахман! Полахан!
Ничего не понимая, Мийяра обернулся.
«Сегодня что, День всех народов?!» — В нескольких шагах, возвышаясь над головами собравшихся, стоял самый настоящий кентавр. Скорпо хотел что-то добавить вслух, но тут народ радостно загудел, оглашая площадь приветственными криками — на балконе дворца появился Владыка Локо в сопровождении молодой красавицы-жены.
Только глашатай закончил свою речь, как стоящий на помосте гном рухнул на колени, как юродивый, простирая руки к людям:
— Да простите вы нас, люди добрые, народ честной! Каемся мы в проступках своих, каемся в помыслах, по незнанию да недомыслию все это. Признаем свою вину, каемся! Правду сказал этот человек, всю правду выложил, как она есть! Не солгал он, сказав о покушении на величайшего из Владык этого мира. И да будет в подтверждение слов его наша речь оправдательная. Глядишь, и смилостивится Владыка Локо над нами и простит, узнав, как оно на самом дело-то было!
Скорпо насторожился: что плетет этот карлик? Насколько известно, Локо сам, лично, рассматривал дела, не в силах отказаться от давней слабости.
— Лукка, друг мой, — продолжал меж тем орать изо всех сил гном, — расскажи все, дорогой!
Немного потоптавшись и густо покраснев (а это было видно даже отсюда!), увалень для начала попросил.
— Пивка бы… — громко обратился он к притихшей толпе и, видя, что желание его исполнено не будет, принялся рассказывать: — Я тут с родичем из стойбища… по-вашему, стало быть, из деревни, прибыл. Пришел, значить. Покушать решили. То есть поужинать. В трактир зашли. Тупое такое название — «Дно кувшина». Нет, вы вот все пораскиньте, у кого чем есть, что ет за имя для трактира «Дно кувшина»? Получается, что у них, у всех кувшинов, кроме дна, ничего внутри и нет. Так понимается?
Мийяра поперхнулся, уже догадываясь, что было дальше и кто именно не дал ему сегодня выспаться!
— Ну, вот мы с Озом… Большим Озом то есть. Так его у нас в стойбище кличут. По-вашему, в деревне будет. Вот с Озом мы тока из кружек и пили. Немного пили… Так… по чуть-чуть. Сам я — кружек двенадцать…
Над площадью пронесся гул не то восхищения, не то банальной зависти.
— И Большой Оз тоже… кружек девятнадцать… кажется. А ему больше и не надо… Он еще маленький…
Через полчаса Скорпо был сам готов вздернуть деревенщину. А лучше придушить собственными руками… Всю его неторопливую болтовню, даже со всеми ненужными подробностями можно было уместить в два предложения. Но увалень неторопливо рассказывал и рассказывал.
Маг не мог понять другого — почему никто не прерывает приговоренного?! Ни глашатай, ни палачи, ни даже его разлюбезный братец! Почему?!! Все, словно сговорившись, молчали, внимая каждому слову тролля.
А тем временем повествование перетекло из разгромленного кабака в городскую тюрьму. Лукка с гордостью представил своего сокамерника и нового друга Дожа — Дырявого Мешка, «за которого, если надо будет, и голову оторвет» (здесь гном, насколько это было возможно со связанными руками, низко поклонился), искренне извинился перед «жрецом Хари за его отдавленную задницу», а также… перед неким старичком, «что пришел к нему спозаранку в гости, а он его, простите за грубое словцо, немного облевал».
— Да вон он, кстати, на балконе с какой-то дурой сидит! — торжественно проорал тролль, головой кивая в сторону Владыки Локо и его супруги. — Ты уж, дед, прости меня! Ну уж очень не вовремя ты зашел. Давай, чтоб замириться, приезжай ко мне в стойбище… по-вашему, стало быть, в деревню. С родней познакомлю, посидим, поговорим. Моя мамуля такое пиво варит!