— Так не останавливай.
Женя взяла ее лицо в свои руки, собираясь сказать что-то еще, но в дверь постучали. Как-то… нерешительно.
Портная вскочила. Открыла гостю. И застыла. Покраснела.
— Привет, Давид.
Алина не сдержала улыбки, наблюдая за подругой. Не проходило и дня, чтобы она не удивлялась чему-то в Жене. И вот теперь снова. Весь ее мир за шаг от того, чтобы рухнуть в пропасть и разбиться на осколки… А она краснеет перед долговязым фабрикатором, который через ее плечо уже с интересом рассматривает обожженное дерево паркета.
Но заклинательница солнца едва слышит как запинается Женя, задавая нелепые вопросы, и как Давид слишком коротко отвечает.
Она следит, как фабрикатор с легкостью удаляет черноту с дерева, и как под его пальцами зеркало снова становится целым. Крестьяне наверняка прозвали бы его несчастливым, и никогда бы не смотрелись…
— Давид, — и Женя, и сам парень, удивленно оборачиваются на звук ее голоса. Они, как-то даже забыли о присутствии Алины, слишком увлеченные своей беседой. — Можно мне спросить тебя?
— Да.
— Усилитель подчиняется гришу, только если тот сам убьет его, верно?
— Ну почти.
Женя предостерегающе замотала головой за спиной фабрикатора, но Алина продолжила.
— А если кто-то другой убьет носителя и отдаст усилитель гришу? Он получит власть над силой другого, верно?
— В теории да, но…
— Но? — столько надежды в крохотном слове.
Глаза Давида загорелись, уловив явный интерес, и он тут же забыл о предыдущей работе. Голос его стал куда более уверенным и твердым, и Жене оставалось только разрываться между восхищением и страхом.
— Сила усилителей изучена слабо, ведь они очень редки. Но, если сила усилителя разделена между двумя, как в случае, о котором ты говоришь, то убивший носителя, получает больше власти конечно, но и отдает часть своей силы тоже. — Алина хотела задать вопрос, но Давид даже дыхания не перевел. — И чем сильнее усилитель, тем крепче будет связь. Я также проводил некоторые свои исследования, в том числе, в записях Морозова, который, как вы знаете, был величайшим фабрикатором. Так вот, я могу предположить, что если усилитель будет убит двумя гришами одновременно, то он создаст связь настолько прочную, что каждый сможет пользоваться даром другого, и в то же время питать друг друга. Такой союз будет…
— Вечным.
Алина выдохнула, с трудом заставив себя снова набрать воздуха в легкие.
Их в комнате было всего трое, но с тем же успехом, там мог бы толпится весь Малый дворец. Алина не заметила бы никого.
Неужели он именно этого хотел? Слишком легко было бы Дарклингу взять верх, обмануть, и присвоить полностью ее свет. Но ведь он мог говорить правду…
— Алина?
Давид снова выглядел нерешительным и смущенным, но Старкова кивнула ему, совершенно не ожидая услышать то, что он скажет.
— Могу я попросить тебя… когда вы с Дарклингом отправитесь за оленем… могу я поехать с вами?
Девушка замерла, но только чтобы в тот же миг сорваться с кровати, оказавшись совсем рядом с юношей.
— Что ты сказал?
— Я хотел бы сделать этот усилитель. Поверь, вы не пожалеете. — Его спина выпрямилась, и голова едва заметно горделиво вздернулась. — Я лучший из всех фабрикатов, что есть в этом замке.
Женя, совершенно пропустив мимо ушей последнее, грубо дернула Давида за рукав кафтана.
— Но откуда ты знаешь? Кто сказал тебе?
С выражением крайнего недоумения, парень неловко высвободил руку и ответил:
— Никто. Но Дарклинг около месяца назад спрашивал меня о том же. Затем Оретцев отправился в Цибею. А теперь и Алина спрашивает меня про усилители.
— Что именно Дарклинг спрашивал у тебя?
— Да в общем, ничего особенного. Он дал мне записи Морозова, и попросил разобрать ту часть, что касалась фабрикаторского дела и создания усилителей.
— У тебя остались эти записи?
— Да.
— Я хочу на них посмотреть.
— Ну… ты не увидишь там ничего нового.
— Я хочу посмотреть.
— Ладно…
Женя подобралась, и ее голос больше не был таким ласковым, как когда она просто флиртовала.
— Давид, подожди нас за дверью, пожалуйста.
Фабрикатор бесхитростно кивнул, и вышел. Когда дверь закрылась, портная повернулась к подруге.
— Не втягивай его.
— Дарклинг уже его втянул.
— Значит, с этой минуты ты равняешься на него?
— Я хочу знать то же, что и он. Не хочу снова узнавать все от других, и быть не на шаг, а на целых десять позади кого-либо.
— Ты и так знаешь все, что нужно. Давид сказал тебе.
— Но…
— Прошу тебя, Алина. Это единственное, о чем я тебя прошу.
Старкова долго всматривалась в лицо подруги, пытаясь отыскать там уловку или неискренность. Сама испытывала к себе отвращение из-за этого.
Но если Женя Сафина и была в чём-то абсолютно искренней, это в своей любви. И Алина коротко кивнула.
— Но у меня будет одно условие.
— Учишься ты даже слишком быстро. Но ладно. Я слушаю.
— Ты расскажешь мне все, что тебе известно о планах Дарклинга. До последнего слова. И он об этом от тебя не узнает.
Женя невесело качнула головой. И рассказала.
А спустя каких-то полчаса, дверь военной комнаты Малого дворца распахнулась, пустив разъярённую заклинательницу солнца.
— Иван, выйди!
Сердцебит застыл, впрочем, как и хозяин комнаты.
— Ты мне не приказываешь.
— Выйди!
Мужчина недоуменно повернулся к господину, и, когда тот кивнул, покинул комнату, смерив Алину нелюбезным взглядом.
Когда дверь за ним закрылась, первым заговорил Дарклинг.
— Мне даже нравится видеть тебя такой злой. Но злишься ты на меня, и злишься сильно, — с каждым словом он подходил ближе, и наконец остановился напротив, за один всего шаг. — Так что из того, что ты по своему проснувшемуся любопытству узнала обо мне, настолько не уложилось в твою сентиментальную картину мира?
Каждое слово сочилось ядом и насмешкой, но лишь потому, что Дарклинг отчаянно пытался скрыть насколько рад наконец-то видеть ее, даже настолько злую.
Ведь весь этот день, с бесполезным и глупым советом, тянулся для него даже дольше чем прошедшая ночь, сложившись в долгие месяцы.
Да, он рад был ее видеть.
Но не когда пощечина, звонкая, и на удивление сильная, разрезала глухую тишину.
Услышал, наверное, даже Иван за дверью.
— Сколько еще людей ты использовал ради своей чертовой власти? Сколько?
Александр прикоснулся к горящей от удара щеке, и улыбнулся. Но в этом была только тьма.
— Я не считал, но поверь, сейчас мне хочется найти всех, и стать тем монстром, каким ты меня считаешь.
— А ты не монстр? Ты подложил Женю под царя, использовал ее все эти годы, а затем сделал из нее убийцу!
— Значит Женя…
— Только посмей тронуть ее!
— Не то что?! Убьешь меня?
— Себя.
Александр застыл.
— Не посмеешь. Духу не хватит.
— Проверь.
— Я не желаю играть с тобой в эти игры. И не буду оправдываться или извиняться, по той простой причине, что я сильнее, старше, и мудрее тебя. Если придется ждать сто лет чтобы доказать тебе свою правоту, я буду ждать, но нравится тебе это или нет, последнее слово всегда будет за мной, Алина. Ты больше никогда не ударишь меня. Потому что я ударю в ответ, ведь, как я сказал тебе когда-то, мы равны.
Его голос не дрожал и не срывался. Он был уже не тем мужчиной, из засыпанной снегом беседки. И теперь, стоя перед ним и глотая слезы, Алина понимала — вот это настоящий Александр Морозов.
Она вздрогнула, когда его лицо вдруг сменилось. Вся злость и ярость ушла, уступив место сочувствию, и даже нежности.
Его изящные пальцы утерли ее слезы, и губы оставили на ее губах короткий поцелуй.
Александр нежно потерся щекой об ее висок, забирая последнюю возможность прикоснуться, потому что единственное в чем он уверен не был — что Алина позволит ему когда-либо коснуться ее снова.