Они рассмеялись, совсем по девичьи, и Алина подумала, что если уж Малый дворец окружен стенами и охраной, она вполне может позволить себе не бояться, что кто-то заберет у нее эту подружку.
— Даже попросить для меня синий кафтан?
Женя отстранилась, картинно нахмурившись.
— Ну уж нет! Я хочу видеть тебя только в черном, и смотреть, как все эти идиоты открывают рты и завидуют!
— Но ведь…
— Молчи! К тому же… раньше чем через несколько дней ты все равно можешь никому не показываться.
— Почему?
— Дарклинг хочет, чтобы шум вокруг тебя немного улегся. Чтобы тебе было легче, и никто не доставал расспросами и лишним вниманием.
— Очень мило с его стороны, — Алина иронично улыбнулась, кивая в сторону кафтана. — Особенно после этого.
Женя закатывает глаза.
— Не думаю, что твой друг так сильно сопротивлялся черному кафтану.
Алина вздрогнула, и улыбка потускнела.
— Мал? Он здесь, во дворце?
— Конечно он здесь. Он всюду следует за Дарклингом.
— Ты знаешь почему?
— Нет. Но знаешь, он в чём-то такой же уникальный как ты. Редко, но гриши бывают усилителями, а он — усилитель без силы гриша.
— Усилитель?
— Как Дарклинг.
Как Дарклинг…
Так странно слышать это. У святых определенно изощрённое чувство юмора.
Судьба странно подбросила их кости, разлучив, чтобы потом поставить по обе стороны от самого могущественного человека в Равке. Чтобы обоих облачить в черное.
— Ты правда думаешь, мне следует носить черное?
— Я думаю, ты должна его носить.
Алина приложила кафтан к телу, став напротив зеркала. Прошлась пальцами по золотой вышивке.
Улыбка тронула ее губы. Ей нравилось.
— Мой суверенный.
Женя легко поклонилась вошедшему мужчине, а Алина вздрогнула, застигнутая врасплох.
Взгляд Дарклинга остановился на ней, и даже через целую жизнь Алина не смогла бы сказать, что за чувство было в его глазах.
Будь рядом кто-то из сердцебитов, у могучего и ужасного заклинателя теней была бы лучшая за последние лет сто возможность стать поводом для шуток. Ведь его сердце, в существовании которого все вечно сомневались, замерло равно как и пальцы Алины на золотой вышивке. Такой же как у него самого.
— Нравится? — он кивнул Жене, собрав все самообладание, и портная вышла.
Алина сквозь зеркало бросила взгляд на закрывшуюся дверь. Дыхание на секунду сбилось, но… Она обещала его не бояться.
— Да, только я думала мне положен синий.
Дарклинг мягко улыбнулся. Подошел медленно, остановившись меньше чем за шаг до девушки, стоящей к нему спиной.
Они смотрели на отражения друг друга.
— Как и мне. Но есть своя прелесть в том, чтобы быть особенным.
— Более желанным слугой? — его слова, не ее.
Дарклинг склонил голову, изучая ее.
— Тебе ведь семнадцать, верно?
— Восемнадцать.
Он едва сдержал смешок, от этой несокрушимой уверенности.
— Спроси то же, когда будет сто восемнадцать.
Думая, что ослышалась, Алина резко обернулась, едва не врезавшись прямо мужчине в грудь. Смутилась, все еще сжимая в руках кафтан. Но голос менее пораженным от этого не стал.
— Сто восемнадцать?!
Дарклинг рассмеялся. Девочка, такая еще девочка.
— Считаешь, это много?
— Сколько же тогда вам?
Улыбка дрогнула, как и веки. Алина не могла оторваться от слишком старых для молодого лица глаз.
— Много. Но не слишком, чтобы обращаться на вы.
Девушка отвела взгляд, вдруг найдя дверь слишком интересной. И Дарклинг, проследив за ее взглядом, вдруг вспомнил, что пришел не один.
Но звать Мала он вовсе не хотел.
Это сделает ее счастливой? Или сделает больно?
Убеждать себя, что он не может позволить себе потерять заклинательницу солнца теперь, гораздо легче, чем признаться, что больше никогда не хочет видеть ее плачущей. Не хочет больше чувствовать себя беспомощным рядом.
— Давай я тебе помогу.
Алина поняла не сразу.
— С кафтаном. Если надеть, будет выглядеть гораздо лучше.
Она улыбнулась. Повернулась спиной. Дарклинг подумал, что стоит отучить ее от этой беспечности.
Можно было бы рассказать о дрюскелях в пути… Но ведь она совсем ничего не помнила из своего забытья. А значит, можно дать девочке еще немного жизни без осознания окружающей опасности. В конце концов, на ее такой долгий век наверняка выпадет еще немало опасностей.
Так что пусть теперь стоит к нему спиной, просовывая руки в расшитые золотом рукава. Пусть смотрит на их отражение, на его руки с тонкими пальцами на своих плечах. Пусть смотрит во тьму зрачков, за которыми не видно радужки.
А он будет смотреть на нее. Юную, прекрасную в своей небезупречности. С такой же могущественной силой внутри, как у него. Предназначенную ему.
Ни одно вино так не пьянит.
Алина боится пошевелиться. Она не знает эту девочку в зеркале, на которую Дарклинг смотрит… так.
Минута тянется, наверное, целую вечность.
И Дарклинг медленно убирает руки.
Алина бы все отдала, чтобы понять, хочет ли она этого. Словно в трансе, снова проводит руками по вышивке.
Вдруг находит слова и храбрость чтобы нарушить молчание.
— Я хочу учиться.
— Для этого ты здесь.
— Да, но Женя сказала, вы… ты хотел чтобы обо мне перестали говорить. Но мне все равно, правда. Я хочу научиться управлять своим даром. Очень хочу.
Заклинатель теней заинтересованно склонил голову, немного прищурившись. Что-то увидел в ее лице.
— Ты вызывала свет. Одна.
Его улыбка стала только шире, но Алина все равно почему-то почувствовала себя провинившимся ребенком.
— Я просто хотела… — запнулась, краснея. — Узнать, получится ли у меня без… усилителя.
Могла сказать «без тебя». Но не сказала. Это… задело?..
— Считаешь, я буду ругать тебя за это?
Ее виноватый вид воистину забавлял. Вопрос остался без ответа. Дарклинг подошел еще ближе.
— Покажи мне.
Почти шепотом, до мурашек по коже. Алина обещала не боятся. Видят святые, она очень старается.
Смешно, по детски, складывает ладони. И между них вспыхивает маленькое солнышко.
Дарклинг смотрит, как зачарованный. Неужели тот, кто владеет тенями, может быть настолько одержим светом?
Настолько, что бессознательно подается вперед, когда солнышко гаснет. Вовремя вспоминает. О многом, но главное, о человеке, ждущем за дверью.
— Ну, если ты уже можешь удержать свет, то я не стану запрещать тебе начать обучение.
— Правда?
— Правда.
От счастья, она едва не кинулась ему на шею. Едва.
— Алина, есть еще кое что.
— Да?
Дарклинг тяжело вздыхает. Он бы предпочел, чтобы тогда, много лет назад, гриши привезли во дворец Алину, а не Мала.
— Я знаю, что подобные вещи требуют доверия, которого у тебя ко мне нет. — Он не позволил возразить. — И я буду ждать, пока ты будешь готова мне рассказать.
Они оба знают, о чем.
— Но Мал хочет встретится с тобой, и, если ты не готова…
— Нет. — Алина яростно затрясла головой. — Нет, я готова. Когда мне можно его увидеть?
В ее глазах надежда. И радость. Дарклинг сжимает кулаки, не понимая. На него она так не смотрит. Ему предназначен страх, хотя она и думает, что может это скрыть.
Но на лице — ничего, когда он открывает дверь. Повторяет, но уже гораздо увереннее, чем в первый раз.
— Ты не будешь к ней прикасаться.
Мал кивает, нетерпеливо.
Святые…
Дарклинг впускает ученика, и останавливается в дверях, едва переступив порог.
Когда поднимает взгляд…
Святые слишком жестоки.
Он видит руки, которые только что держали предназначенное одному ему солнце. Руки, ослепительно белые, на черном кафтане его ученика. Она обнимает мальчишку, уткнувшись лицом в грудь, и что-то шепчет, пока он не решается обнять ее в ответ.
Тени вздрагивают. Их господин злится.