В лесу мы проводили обычно сутки -- некоторые травы нужно было собирать при свете луны или на рассвете, чтобы они в полной мере сохранили свои свойства. Спать не ложились, только время от времени присаживались отдохнуть и перекусить.
Мастер Оли в такие дни чаще всего оставался в имении, но иногда отправлялся в лес вместе с нами. Обычно он почти сразу незаметно покидал нас, и во время сбора трав я его не видела, но к коротким привалам он неизменно возникал из небытия и заявлял о своем присутствии каким-нибудь неожиданным и обязательно неприятным способом, так что мне постоянно приходилось пребывать в боевой готовности -- я никогда не знала, с какой стороны в меня полетит очередная колючая шишка или палка и в какой момент я должна буду вскочить, давясь недоеденным куском, и принять бой.
Мастер был мною недоволен: бойцу расслабляться не полагалось. Даже в собственной спальне, а уж в походе-то -- и подавно. Бойцу полагалось слышать и чувствовать окружающее пространство, отслеживать любое изменение, чтобы вовремя обнаружить приближение чужака.
Бьярта посмеивалась:
-- Все придет. Вот научишься разделять сознание -- сможешь и отдыхать, и окружающий мир из виду не выпускать.
Мне это казалось нереальным. Хотя, если задуматься, я уже умела много того, что прежде сочла бы невозможным. Стоит ли удивляться? И этому научусь.
В конце концов я приноровилась отдыхать и питаться, погружаясь в некое подобие полутранса, который не мешал совершать обыденные действия и при этом позволял отделиться, отгородиться от них и настроиться на восприятие мира. После этого появление поблизости мастера больше не оказывалось для меня неожиданностью -- почти неуловимый шелест листвы, хруст сучка, колебания воздуха предупреждали меня о его приближении.
Но уставала я от этих походов ужасно. Лес, как бы хорошо я его ни изучила, не казался мне дружелюбным. Я привыкла существовать на четко ограниченной территории -- сначала в воспитательном доме, потом у Бьярты -- и бескрайнее пространство, жившее по каким-то своим законам, меня настораживало, пугало. Как пугали и звери, которые, правда, не показывались нам на глаза, но, несомненно, водились в лесу, оставляя следы у ручья, попискивая, порыкивая, шурша и даже воя в ночи. Бьярта сначала рассмеялась, когда я призналась ей в своих страхах, а потом посерьезнела:
-- Это правильно, девочка. Бояться надо. Человек должен всегда помнить, что есть что-то, выходящее за рамки его знаний и возможностей. Даже если этот человек -- могущественный маг. Иначе можно утратить ориентиры, забыться, поверить в собственную исключительность и неуязвимость.
Чародейка умолкла, глядя на меня внимательными глазами, словно пытаясь увидеть что-то внутри, еще не явленное миру. Мне стало не по себе от этого взгляда, да еще после таких слов... вроде и понятных, но вот к чему они сказаны были -- неясно. То ли о себе говорила Бьярта, то ли еще о ком-то.
Наши вылазки на природу продолжались до самых заморозков. Я многому научилась, но лес так и остался для меня чужим. Ну что ж, зато до следующей весны мне не грозили ни лесные звери, ни колючие кустарники, цепляющиеся за одежду, ни неуютные ночевки под открытым небом.
Впрочем, колючего в моей жизни оставалось предостаточно: взгляды наставницы, когда она бывала мной недовольна, разнообразные предметы в руках мастера Оли, встречи с которыми следовало избегать, мои собственные мысли, когда я позволяла им выйти из-под контроля. Хотя нет, мысли, пожалуй, колючими не были. Острыми -- да. Болезненно острыми. Но и в них можно было запутаться, как в лесных кустах, попасть в плен, выбраться из которого куда сложнее, чем из объятий растения. К счастью, много думать мне не позволяли, не оставляли такой возможности.
А вот возможность в следующем сезоне оставить лесных зверей с носом казалась мне невероятно привлекательной. Это тоже было школой Тени.
-- Людей обмануть ничего не стоит, -- поучала Бьярта, -- им достаточно не видеть тебя и не знать о твоем присутствии, чтобы обмануться. Куда труднее ввести в заблуждение животных -- у них есть нюх, а кроме того, совсем иное восприятие действительности, нежели у человека. Они знают о присутствии Тени, даже если не могут увидеть или учуять ее. Твоя задача -- стать им неинтересной, исключить себя из числа объектов их внимания.
'Мудрёно, -- думалось мне, -- и это, наверно, все-таки магия. Какая-то особая магия Теней'.
В ответ на высказанное вслух предположение Бьярта хохотнула, но комментировать его никак не стала.
Надо сказать, с животными у меня и в самом деле не ладилось. Хотя, конечно, в доме чародейки ни собак, ни кошек не водилось. Зато были лошади. И эти копытные твари меня не любили -- нервничали при моем приближении и всячески избегали контакта. Ездить верхом я худо-бедно научилась, но этот процесс не доставлял удовольствия ни мне, ни животным.
Но начали мы все-таки с запаха. Есть, оказывается, возможность не только свести запах тела к минимуму, но и вовсе перевести исходящие от него флюиды в область нематериального, так что даже самая чуткая собака не смогла бы их уловить.
Это, кстати, оказалось не так уж трудно. Не труднее, чем усвоить разницу между материальным и не очень -- если дело касается того, что и так нельзя потрогать руками, эта разница располагается за гранью привычного и понятного, но постичь ее все-таки можно.
Куда сложнее оказалось 'ограничить свое существование собственной телесной оболочкой'. Вот это как? Выяснилось, тот же полутранс, когда сознание воспринимает окружающий мир, тело действует, но все энергетические потоки замыкаются на себе. И -- нет, это не наносит вреда организму, как я поначалу опасалась... разве что разуму, который вынужден выходить за собственные границы, учиться мыслить по-новому, потому что иначе можно просто свихнуться...
Над освоением и закрытием границ мы бились не меньше полугода. Успела проскочить очередная зима, началась весна, с приходом которой возобновились наши поездки в лес.
Разумеется, мастер Оли тоже не терял времени даром. Я вполне сносно -- для своих лет и телосложения -- овладела несколькими видами оружия: мечом, парными кинжалами, посохом, метательными ножами и даже кривым клинком сатугашских кочевников. Последнее, казалось, было мне и вовсе ни к чему -- сатугаши сражались верхом, их оружие было приспособлено именно к такому виду боя. Но задавать вопросы мастеру? Хуже того, спорить с ним?! Это для идиотов.
Лучше всего у меня получалось метать ножи -- с одной рук, потом с двух одновременно, да еще по движущимся мишеням, и даже с завязанными глазами -- на звук. Обычно не склонный хвалить ученицу, мастер даже не пытался скрывать своего удовлетворения.
Но вот самому мастеру я ничего не могла противопоставить, то и дело ему удавалось захватить меня врасплох. Даже когда я научилась 'слышать мир', учитель не переставал удивлять меня то серией новых приемов, то неожиданной атакой. В его присутствии постоянно приходилось быть настороже. Время от времени я замечала на себе внимательный взгляд его прищуренных глаз и догадывалась, что мастер готовит мне очередную каверзу...
Я... старалась быть готовой. Очень старалась. Но когда заметила присутствие постороннего на площадке, опешила. Может быть, потому, что я почувствовала его не так, как обычно воспринимала приближение мастера, чародейки или кого-то из слуг -- всегда ведь имелось что-то еще, кроме звуков и запахов, что выдавало чужое присутствие -- некая пульсация пространства, которая заявляла мне о наличии живых существ поблизости. Я такое и от лошадей чувствовала, и в лесу, если неподалеку появлялся какой-нибудь зверь. А тут -- ни-че-го! Только колебание воздуха, которое заставило меня обернуться.
И очень вовремя! Потому что мгновением позже в меня уже летели метательные ножи. Надо сказать, незнакомец владел этим оружием не хуже меня. От трех я увернулась, четвертый срезал кусок ткани с рукава рубахи, а вот пятый все-таки задел плечо, заставив болезненно поморщиться.