Поиски места для тренировок возобновились.
И вот в тот день, как мне казалось, я нашла подходящее. Им оказался, как ни странно, танцевальный зал. Я его присмотрела, когда у принцессы был урок танцев -- двигалась она, кстати, изумительно, -- и несколько дней наблюдала, пока не убедилась, что в остальное время помещение пустует. Уборку там делали вечерами, а в утренние часы никому не приходило в голову туда заглядывать. Словом, я осталась удовлетворена своими наблюдениями и даже успела немного позаниматься, позволив себе проигнорировать пробуждение принцессы. К счастью, она спокойно относилась к моим отлучкам и не настаивала на постоянном присутствии рядом с собой.
Вернувшись, я застала в покоях служанку. Девушка нервно теребила фартук и кусала губы, слушая принцессу, а я застыла на пороге, не спеша заявлять о своем присутствии. Мало того, мгновенно перешла теневую форму -- я успела обратить внимание, что в таком состоянии меня не может видеть даже принцесса.
-- Ты все поняла?
-- Но как же... ваше высочество... я никак не могу... Меня же казнят!
-- Глупости! Ничего тебе не сделают. Я скажу, что сама тебе велела.
-- Но...
-- Не смей спорить! Не сделаешь, как приказано, можешь со своей работой попрощаться. А наябедничаешь кому-нибудь, попрощаешься и с головой. Уж я об этом позабочусь.
Плачущая горничная, бормоча что-то неразборчивое, покинула покои -- я посторонилась, уступая ей дорогу. О чем шла речь, я не поняла, а у принцессы спрашивать не стала -- чутье подсказало, что она не будет со мной откровенна, -- но разговор взяла на заметку.
Смысл подслушанного открылся спустя еще неделю. Все та же служанка накрывала нам стол к завтраку. Руки ее слегка подрагивали, в глазах плескался не страх даже, а настоящий ужас. Принцесса наблюдала за действиями девушки с пристальным интересом, что уже само по себе было странно. Когда она отослала служанку, я села за стол, привычно присматриваясь и принюхиваясь к поданным блюдам. До боли знакомый 'зеленый' флер уртасы я уловила практически сразу, оставалось только найти, какое именно блюдо удостоилось такой своеобразной приправы. Яд оказался в кувшине с морсом. И принцесса, разумеется, об этом знала. С вызовом глядя на меня, она подняла кувшин и принялась наливать напиток в свой бокал.
-- Ты не станешь это пить, -- процедила я.
-- Почему это? -- вскинулась Нэлисса.
-- Потому что морс отравлен.
-- Но мне же ничего не будет! И тебе тоже, это же уртаса, ты сама рассказывала, что приучена к этому яду.
-- Рассказывала, -- подтвердила я, -- а еще я рассказывала, что в больших дозах с ядом справиться труднее, а в кувшине его столько, что можно лошадь уморить. И если на тебя кто-нибудь нападет, пока я борюсь с последствиями отравления, может статься, я не смогу тебя защитить и погибну сама. Ты этого добиваешься?
Говорила я сердито -- уж больно мне не понравилась выходка Нэлиссы, и принцесса, чувствуя себя, вероятно, задетой моим тоном, разозлилась:
-- А я все равно выпью!
-- Не выпьешь! -- А вот и выпью! -- Нэлисса схватила бокал с морсом.
Недолго думая, я выбила у нее из руки опасный предмет. Красный густой напиток разлился по бежевому ковру неопрятным пятном. Нэлисса вскрикнула, дверь тут же отворилась, и на пороге появился один из гвардейцев.
-- Что случилось, ваше высочество?
-- Меня хотели отравить! Яд в морсе!
-- Ничего не трогайте! -- скомандовал мигом подобравшийся гвардеец и исчез за дверью.
-- Ну и зачем ты это сделала? -- спросила я. -- Хочешь, чтобы служанку казнили? Ведь это ты ей велела подсыпать яд.
Злость принцессы схлынула так же внезапно, как и появилась.
-- Что же теперь делать? -- растерянно спросила она.
-- Наверно, стоит пригласить мара Стеумса и во всем ему признаться.
-- Не люблю его, -- надулась принцесса.
Приглашать главу Тайной Канцелярии не пришлось -- Стеумс явился сам. Нэлисса попыхтела немного, но все-таки честно рассказала о произошедшем, бросая на меня недовольные взгляды. Похоже, Стеумса принцесса побаивалась. Впрочем, мне и самой в его присутствии бывало не по себе.
-- Вы можете мне объяснить, зачем вы это сделали, ваше высочество?
-- Мне просто было интересно! Тень мне рассказывала, как ее приучали к ядам. Ну и вообще, как это действует, если выпью я сама, а отравится она, -- Нэлисса дернула плечом.
-- Если вы хотели проверить, как действует ваша связь с Тенью, достаточно было просто поцарапать или уколоть себе палец.
-- Ну-у, палец... Это ерунда какая-то.
Надо сказать, принцесса быстро справилась с минутной растерянностью и теперь готова была с полной убежденностью отстаивать свое право на подобные проверки.
Стеумс свое мнение о поведении Нэлиссы предпочел оставить при себе, а я... просто сделала определенные выводы. Да, это была жестокость, но жестокость ребенка. Вполне развитая умственно, принцесса как будто отставала в эмоциональном развитии, и с этим следовало считаться. Вернее, учитывать...
Горничную, пошедшую на поводу у капризной принцессы, не казнили, но службу во дворце она потеряла. И еще одно очень значимое для меня последствие повлекло за собой это событие.
Мы с Нэлиссой вышли в сад на традиционную послеобеденную прогулку. Принцесса неспешно прохаживалась по дорожкам, я следовала за ней, отставая на полшага -- в этот день она не нуждалась в моем обществе, да и вообще после случая с ядом наши отношения стали несколько прохладными. Гвардейцы по обе стороны от нас также вышагивали молча...
Не было никакой угрозы, и предчувствие опасности не посетило меня -- просто вдруг ледяная волна нахлынула изнутри, сковав холодом грудь и заставив сердце сбиться с ритма. Я остановилась и обернулась: парень на боковой дорожке с садовыми ножницами в руках не пытался спрятаться, он стоял прямо и смотрел взглядом, полным ненависти, на принцессу. Именно в этот момент я в полной мере осознала, что значит быть чьей-то тенью. Не только физическая боль, но даже раны, наносимые недобрыми взглядами, доставались теперь мне. А принцесса просто ничего не заметила.
Потом, подслушивая по старой привычке разговоры слуг, я узнала, что садовник был женихом уволенной горничной.
Между тем, я продолжала обследовать дворец. В моем распоряжении были не только утренние, но и вечерние часы, когда принцесса предпочитала не покидать своих покоев, удобно устроившись в кресле или на диване с какой-нибудь книгой. Тренировки я себе устраивала не каждый день, чередуя их со своими исследовательскими экспедициями.
Заявляя самой себе, что покои королевской семьи меня нисколько не интересуют, я, стоит признаться, покривила душой. Конечно, я не надеялась стать обладательницей особо ценных сведений, шпионя за их величествами, но сами венценосные особы вызвали у меня жгучее любопытство. Тем более, что меня им не представляли. Словом, я воспользовалась возможностью рассмотреть их поближе.
Король Уйгар II был грузен, одышлив, обладал громким голосом, в котором преобладали сварливые интонации, и... ничем не напоминал воина, который еще несколько лет назад продолжал успешную завоевательную политику своего отца. Скорее он производил впечатление человека, крайне утомленного жизнью и своими обязанностями -- но это только наедине с собой или с королевой, на людях его величество держался... величественно и казался исполненным достоинства. И если уж он подпускал в голос недовольства, то собеседник словно бы становился меньше оттого, что вызвал гнев своего монарха.