Сначала я по привычке таскала с книжных полок романы, однако вскоре осознала, что ни истории о возвышенной любви, ни чужие приключения меня более не влекут. Против первых меня настроила собственная несчастливая влюбленность -- прошедшая, но оставившая след в душе, а вторые утратили свое очарование, когда я обнаружила, что вокруг меня полно жизни, которая куда увлекательнее той, что записана на бумаге.
Пришлось обратить свое внимание на познавательную литературу. Я даже сочла это логичным в моем нынешнем положении: если уж у принцессы уроки, то и я должна получать новые знания. Наученная горьким опытом, я избегала брать в руки труды, посвященные последним десятилетиям таунальской истории. Мало ли что там понаписали в стремлении обелить королевский дом?
После долгих поисков я выкопала хроники времен становления на материке современных государств. Труд этот принадлежал перу некоего Орунага Соутраса, уроженца предгорий на границе сегодняшних Илмайи и Ругалдена. По его словам, он немало бродил по городам и весям, был участником нескольких военных кампаний, вращался в высшем обществе в мирное время, а когда растратил свое немалое состояние, стал помощником Рихара Долгоносого, основателя Школы Магического Искусства. Свой досуг почтенный Орунаг посвящал изложению на бумаге тех событий, свидетелем и участником которых ему довелось бывать.
Честно говоря, записки Орунага Соутраса местами больше напоминали плоды фантазии автора, нежели настоящие исторические хроники. Безусловно, они содержали и реальные события -- о многих из них я знала из рассказов наставницы, -- но одновременно изобиловали загадочными пророчествами, явлениями богов и прочими чудесами, описания которых едва ли заслуживали доверия. Не то чтобы я не верила в богов, просто была убеждена, что им нет никакого дела до обычных людей... да и до необычных тоже. И даже до целых стран. В воспитательном доме нас учили возносить молитвы. Раз в неделю в приюте появлялся жрец, который путанно повествовал о сотворении мира. Его космогония изобиловала дырами, но смысл многочисленных умолчаний я поняла, лишь очутившись в доме Бьярты и добравшись до ее библиотеки: жрец просто берег наше целомудрие, избегая рассказывать о некоторых аспектах взаимоотношений богов, стоявших у истоков нашего мира. Сама же Бьярта никогда не заговаривала со мной о божественном. Теперь-то я понимаю, что маги, которым подвластны многие силы вселенной, не склонны искать милости у богов.
Но кое-что в описаниях чудес далекого прошлого меня все-таки заинтересовало. В частности, рассказы о плетельщиках судеб или, как их еще называли, прокладывающих пути. Мне уже приходилось прежде встречаться с упоминаниями о них, но до сих пор плетельщики представлялись мне некой разновидностью магов, наделенных даром предвидения, а Соутрас утверждал, что они служители богов. Вернее, одной-единственной богини -- двуликой Арнастры, глядящей одновременно в прошлое и в будущее и не всегда отличающей одно от другого. В традиционном -- изначальном -- пантеоне, бывшем общим для всех известных мне государств, Арнастра ведала людскими судьбами. Честно говоря, представление автора о плетельщиках показалось мне вполне правдоподобным, пусть я и не чувствовала особого благоговения перед божественными силами. Просто не все в этом даре поддавалось объяснению магической наукой. Да, были маги-ясновидящие, которых время от времени посещали картины грядущего -- не всегда понятные, чаще всего не имеющие ни начала, ни конца, редко поддающиеся четкому толкованию. Однако плетельщики, если верить тому, что о них написано, не только и не столько видели будущее, сколько были в состоянии нащупать некие узловые точки на пути к нему, рассчитать возможные варианты развития событий и даже повлиять на них определенным образом -- например, являясь в сновидениях ключевым лицам или посылая им знаки. К счастью, дар этот во все времена встречался крайне редко. Страшно представить себе, что управление чужими судьбами может взять на себя обычный смертный человек, пусть даже и наделенный божественными дарами. Все-таки вопрос власти над собственной жизнью был для меня всегда болезненно важным, а потому сама мысль, что кто-то может обладать подобными способностями, пугала. После прочтения 'Хроник' я часто возвращалась мыслями к записке, оставленной Бьяртой -- ведь кто-то послал ей тот сон, благодаря которому мы с ней встретились. И кто, если не один из этих загадочных плетельщиков?
Помимо 'Хроник' мою скуку на уроках скрашивали записки путешественников. Вот это чтение неизменно доставляло мне удовольствие и вызывало интерес. Путешественники -- большей частью торговцы или ученые -- не пугали чудесами божественными, а восхищались чудесами окружающего мира -- растениями и животными, которые его населяют, людьми со всем многообразием их обычаев и традиций, искусством и ремеслами, творениями архитектуры... Словом, всем, с чем можно столкнуться, если ты не привязан к определенному месту... или человеку.
И все же, даже уже освоившись в дворцовой библиотеке, я по-прежнему опасалась подступаться к тому, что было для меня наиболее важным -- к вопросу о своем происхождении.
Разумеется, я знала, с чего следует начинать: в библиотеке имелся толстый том под названием 'Аристократические роды Тауналя, их родовые знаки и общие сведения о происхождении и генеалогических связях'. Но мне было страшно за него браться: я боялась разочарования, меня пугала мысль, что, найдя своих родственников, я выясню, что не нужна им и от меня в свое время избавились намеренно.
Как выяснилось, опасалась я напрасно. Вернее, не того, чего следовало опасаться. Проведя не одну неделю за изучением книги, я не нашла никаких упоминаний о своих предках. Не было в Таунале семьи, которой принадлежал родовой знак с серебряной птицей и золотой волной на голубом поле. Оставалось два варианта: либо мой род происходил не из Тауналя, либо попал в опалу и был исключен из списков. Последнее казалось мне наиболее вероятным, ибо книга, найденная мною в библиотеке, была составлена всего семь лет назад. Более старых изданий я, увы, на полках не обнаружила.
Впрочем, возможен был и третий вариант -- мой сон... был всего лишь сном. И никогда не существовало рода с таким гербом. Мало ли, в какие дебри может завести воображение подростка, какие скрытые фантазии населяют мой разум, находя свое отражение в сновидениях?..
Словом, я опять оказалась тем, кем начинала этот путь -- девочкой, не помнящей о себе ничего до того момента, когда женщина, которую эта девочка почему-то считала своей няней, оставила малышку на крыльце приюта. Да и само лицо женщины изгладилось из моей памяти -- помнилось почему-то только ощущение от ее руки, лежавшей на моем плече. Даже голос, объяснявший мне, что я должна сказать, когда дверь откроется, звучал пустым эхом, лишенным живых красок.
Отношения между мной и принцессой постепенно налаживались. Да и то сказать, глупо было бы жить в одной комнате, быть связанными ритуалом -- и враждовать. Это понимали мы обе. Разумеется, ни о каком доверии с моей сторон речи не было, да и Нэлисса шла на сближение осторожно, возможно, чувствуя за собой вину, но не желая признаваться в этом ни мне, ни самой себе.
Однако у меня было нечто, чем она хотела обладать, а именно -- доступ к информации, который давали мне способности Тени. Пусть принцесса не была больше заперта в своей 'башне', однако знакомства не завязывались так скоро, да и не стремилась Нэл к общению, относясь к людям, которые проживали во дворце, но знать не знали, кто она такая, с известной долей осторожности, на мой взгляд -- оправданной, потому что ничего хорошего от кучки лживых, избалованных праздной жизнью придворных ждать не приходилось.
Так что принцесса довольствовалась малым -- тем, что я сама могла ей поведать, возвращаясь со своих тайных прогулок. Ничего особо ценного -- сплетни, подсмотренные сценки, -- но все это создавало у Нэлиссы чувство причастности к той жизни, что велась за пределами ее покоев.