Теперь тон Лэнгдона был ледяным.
— Когда на днях я был у нее дома, она как раз прятала туда папку. За прошедший год умерли две ее лучшие подруги, так что вряд ли есть кто-то, кому она доверилась бы. Я уверен, папка по-прежнему в сейфе.
Лэнгдон долго молчал, потом опять принялся за свое:
— Ты так и не нашел способ дать Оливии средство, от которого она умерла бы дома в твоем присутствии?
— Пока нет. Подумай о риске. Если она показала или передала кому-то папку Кэтрин, то, даже учитывая ее возраст и состояние здоровья, копы могут потребовать вскрытия, если к тому же внезапно умрет Моника Фаррел. А что насчет парня, которого ты нанял?
— Он позвонил мне. Требует повысить гонорар. Теперь это сто тысяч долларов наличными, причем авансом. Как он прямиком объяснил мне: «Знаете, у меня репутация человека, который всегда держит слово. Но, учитывая ваши цели, полагаю, что стартовая цена была, к великому сожалению, чересчур низкой».
14
Моника не представляла, какого рода квартира может быть у Райана Дженнера. Она догадывалась, что если он по-прежнему выплачивает ссуды, взятые на обучение в колледже и медицинской школе, как большинство из ее ровесников, то, скорей всего, живет в небольшой квартире — пусть даже у него сейчас хороший доход. Она поймала себя на том, что с удовольствием предвкушает встречу друзей из Джорджтауна. Райан послал ей по электронной почте подробности: коктейли с семи до восьми, затем ужин в ближайшем тайском ресторане.
В пятницу из-за нескольких опоздавших пациентов она пришла домой только без четверти семь. Досадуя на то, что опоздает на вечеринку почти на час, она быстро приняла душ, надела черные шелковые слаксы и подходящий белый кашемировый джемпер. Не слишком нарядно и не слишком буднично, решила она. Макияж состоял лишь из туши для ресниц и блеска для губ. Поначалу она хотела собрать волосы в пучок, но потом, бросив взгляд на часы, оставила их распущенными. «Если не успею к восьми, они решат, что я не приду, и отправятся в ресторан, — думала она. — Я не знаю даже номера сотового Райана, чтобы предупредить об опоздании».
При этой мысли она заспешила еще больше, засунула в сумку мамины бусы и серьги из черного жемчуга, но не забыла проверить, заперта ли задняя дверь. Схватив пальто, она выскочила из квартиры, промчалась по коридору и выбежала из таунхауса.
— Моника.
При звуках знакомого голоса она обернулась.
Это был Скотт Альтерман.
Он стоял на тротуаре и явно ее ждал.
— Сейчас холодно, — сказал он. — Позволь, я помогу тебе надеть пальто. Ты красивая, Моника. Еще красивей, чем я помню.
Когда он попытался забрать у нее пальто, Моника потянула его к себе.
— Скотт, тебе следует кое-что понять. — От потрясения и смущения, вызванных его появлением, ее голос немного дрожал. — Мы не то чтобы закончили. Мы и не начинали. Ты выжил меня из Бостона. Из Нью-Йорка тебе меня не выжить.
Проехало такси с горящим огоньком. Она подняла руку, но попытка оказалась тщетной.
— Я подвезу тебя, Моника. Я на машине.
— Скотт, оставь меня в покое!
Моника повернулась и побежала прочь по улице, жалея, что в последнюю минуту надела туфли на высоких каблуках. Добравшись до Первой авеню, она бросила взгляд через плечо. Скотт не пытался ее преследовать. Он так и стоял там, засунув руки в карманы непромокаемого пальто, сшитого на заказ (в чем она не сомневалась). Его высокая прямая фигура освещалась уличным фонарем.
Через пять минут она поймала свободное такси, а в двадцать минут девятого поднималась в лифте в квартиру Райана на Уэст-Энд-авеню. Узнав от привратника, что доктор Дженнер с друзьями еще не уходили, Моника постаралась успокоиться, но никак не могла унять страх при мысли о том, что с ней станет теперь, когда вновь появился Скотт.
Жена Скотта, Джой, была ее лучшей подружкой с самого первого дня в детском саду. Они были как сестры. Будучи единственным ребенком в семье, Моника, которую часто вовлекали в семейную жизнь Джой, обрела чувство принадлежности к большой семье, что стало особенно важно после смерти матери, которую она потеряла десяти лет от роду.
Именно Джой постоянно навещала отца Моники в доме престарелых в Бостоне. «Они со Скоттом были с ним, когда он умирал, а я в это время сдавала последние экзамены, — вспоминала Моника. — Джой и Скотт помогли мне организовать похороны. Скотт, как юрист, занялся улаживанием папиных дел. Но почему, ради всего святого, он помешался на мне? Джой винит меня, но я ни единым взглядом его не поощряла — я это знаю. Это напоминает ту старую шутку: „Моя жена сбежала с моим лучшим другом, и мне так его не хватает“. Скотт разрушил мою дружбу с Джой, и мне ужасно ее не хватает. А теперь, если он переберется в Нью-Йорк, чтобы быть поближе ко мне, что мне делать? Добиваться судебного запрета, если до этого дойдет?»