- Да уж, - пожал руку Дятлову Синцов, - спасибо вам. А с кем мне лучше встречаться, с Вертиловым или с его дочерью, э-э...?
- Верой Сергеевной, - напомнил имя дочери Вертилова Дятлов. - Ладно, вы правы, нужно торопиться. И еще, а где вы ремонтировали карбюратор, может, посоветуете в какую мастерскую мне обратиться?
Глава 14. Питбуль
Локон каштановых волос коснулся его носа и, щекоча, опустился к правому уху и ниже. Запах ванили с ароматом то ли малины, то ли розы, резко ударивший в нос Николая, перехватил дыхание. Открыв рот для вздоха, он тут же ощутил ее горячее дыхание и прикосновение губ с сильным языком, залезшим к нему в рот и побеждающим его язык.
Ощущение пылкой женской силы, с усиливающими это чувство громкими вздохами, вскриками, и прикасаниями, откинули расслабленное тело Николая на спинку сиденья машины. Вера, в то же мгновение сев ему на бедра, стала сильнее целовать его, кусая губы, щеки, уши, не давая Синцову никакой возможности сопротивляться, но в то же время, требуя от него взаимных действий.
- Я хочу, я хочу, рви меня на куски! - рычала она.
А Николай сам, уже не управляя собой, поддался ее силе и, ухватив обеими руками женщину за затылок, стал придавливать к себе ее голову, управляя ей. И, наконец-то, он не выдержал, сорвался, опустив одну руку к ее разведенным ногам, вторую - к пояснице...
...Вера была неутомимой в любви. Не давая Николаю придти в себя, снова кралась руками к его телу, легонько прикасаясь к груди Николая, поглаживая кожу, сосков, и опускала их ниже и ниже.
- Я уже не могу, - с трудом дыша, шептал он.
Но Веру его слова о беспомощности только возбуждали, и она, поглаживая своими горячими ладонями его эрогенные зоны, заново возбуждала в нем его естество, и все начиналось снова.
- Я так дав-вно ф-ф-ф не люби-ла муж-чину-у, - горячо дыша Николаю в ухо, растягивая слова, шептала она. - Ты не бойся меня, я все понимаю. Только хоть иногда будь моим.
Николай, прикрыв глаза, расслабившись всем телом, не двигался.
- Я тебе понравлюсь, - шептала она.
- Верочка, я даже не знаю, что сказать. Ведь я...
- И не говори, - и снова она закрыла ему рот своими губами. - Не говори, я так не хочу слышать твоей правды. Ври мне, ври, что я - самая красивая, что я - самая сексуальная. И я буду это слушать и оставлять тебя живым.
- Ты - змея?
- Я - кобра. Ты меня боишься?
- Д-да, - прошептал Николай, пытаясь всеми силами сопротивляться ее сильным объятиям с укусами кожи на груди, животе...
Эта девственная сила ее женской любви, переполненная ласками и поцелуями, была настолько мощной, что он снова подчинился ей...
- Вера!...
- Я тебя не отпущу.
- Вера!...
- Ты весь испачкан моей помадой и от тебя воняет спермой, как от кобеля. Жена твоя, как все это увидит, то сразу же тебя убьет.
- А тебе это нужно? - застегивая пуговицы на рубашке, прошептал Синцов.
- Я не выдержала. Ты ко мне еще придешь?
- А как мертвецы могут ходить, - легонько оттолкнув со своей груди ее руку, Николай продолжал застегивать на рубашке пуговицы.
- А пошли, пошли ко мне домой! Ну, Коленька, - и ухватив Синцова за рукав рубашки, с силой потащила его за собой из салона своего внедорожника к дому. - Отец в дальней комнате, не бойся его, - прижавшись к его лицу своими губами, прошептала Вера. - Ну, быстрее...
Тусклый свет в прихожей, застеленной ковром, позволил им пройти очень тихо по узкому коридору в ванную комнату с большим зеркалом.
Николай, замерев у зеркала, осматривал свою темно-бордовую рубашку, ища порывы ткани или отметки на ней от Вериной помады.
- Да не бойся, жена же на работе, а дочка, она еще у тебя маленькая, разве поймет что-нибудь.
- Так...
- Не оправдывайся, - и снова стала горячо целовать его лицо, губы, виски. - Я против твоего развода, я не хочу быть змеей, Коленька, - и, заглядывая ему в глаза, ожидает от него какого-то то ли согласия, то ли протеста.
- Я сам не могу понять, как это со мной произошло.
- Дурачок, - чмокнув Николая в нос, Вера включила в смесителе воду, делая ее теплой. - Помойся, а я пока поглажу твою одежду. У тебя, надеюсь, стиральная машина есть дома?
- Естественно, - ожидая, пока не выйдет из ванной комнаты хозяйка дома, Николай держал руки на поясе брюк.
- Снима-ай, думаешь, я его не рассмотрела? Глупыш! - улыбнулась Вертилова. - Мойся! - и, нагнувшись, стянула вниз с него брюки и, чмокнув в выпуклость на трусах, вышла из ванной.
...Свет от ночника тускло освещал часть светло-серой, больших размеров керамической плитки, закрывшей свободную от шкафов стену кухни. Приставленный к ней узкий темно-каштановый стол на несколько персон с темно-синими чашками, из которых поднимался белесый пар, привлек внимание Николая. Осмотревшись, он почему-то поежился:
- Вера, такое впечатление, что вы из другого мира.
- "Вы"?
- Ты и отец, - поправился Синцов.
- А-а-а. Нет, не хочу на эту тему сейчас говорить.
- Наверное, твой любимый писатель Спилберг?
- А чего шепчешь, Коля? - прильнула к его уху Вера. - Вообще-то нет. Мои любимые писатели - это Куприн, Гоголь, Пушкин и ты, - и сильно прижалась своими губами к его щеке. - Ты тоже любишь в своих детективах мистику.
- Мистику?
- Ну, да. А что, это не так? - Вертилова перегнулась через плечо Николая и заглянула ему в глаза.
- Ты когда-нибудь воровала?
- Нет. Хотя, бывало, когда отец давал мне деньги купить что-то в магазине, я потихонечку откладывала некоторые монеты себе и покупала помаду, пудру. Но папа об этом не знал.
- А ты убивала людей?
- Ну, выдумаешь такое! - поморщилась Вертилова.
- Предавала?
Вера, сев рядом с Синцовым, подвинула поближе к себе чашку с чаем, и, наклонившись к ней, сделала несколько маленьких глотков.
- Да, а как без этого.
- И не боялась, что об этом узнают.
- Боялась, - в произношении этого слова Николай не услышал никакой ее чувственной нотки. Она произнесла эту фразу как обычное слово, не несущее в себе никакой важной информации, а сказала просто, как привычные слова - хлеб, вилка или какой-то другой обычный предмет, которым мы постоянно пользуемся. - А к чему ты такие вопросы задаешь?
- Я - предатель.
- А-а-а, - усмехнулась Вера и посмотрела в глаза Синцова. - Но мне этого от тебя не нужно. Я даже не знаю, захочу ли еще раз с тобой повторить все то, что только что у нас с тобой было.
- Спасибо, - вздохнул Николай. - Тогда я пошел.
- Да, уже полдевятого вечера, пора, - потянулась Вертилова. - Я люблю сильных мужчин, которые меня раздирают на части.
- Все равно, спасибо, - почему-то сказал Синцов, выходя из кухни.
- А зачем тебе был нужен мой папа? - остановила Николая вопросом Вера.
- Я хотел написать о нем хорошую статью.
- Правда? - Вера подошла к Синцову и, с силой ухватив его за плечо, и, развернув к себе, прошептала. - Это ему сейчас очень нужно, Коленька! Не торопись, сейчас оденусь и отвезу тебя домой, подожди, - и подтолкнула его в спину, назад в кухню. - Ты, уж, извини меня. Погоди, погоди, я сейчас, - и, открыв тумбочку, достала из нее бутылку из-под шампанского. Подала ее ему и попросила, - открой пробку, только смотри, чтобы сургуч в вино не просыпался.
Николай лезвием ножа подцепил пробку и вытащил ее из горлышка бутылки. Налил в подставленные перед ним фужеры и наполнил их.
- Ну, кавалер, жду тоста от вас, - Вера не сводила глаз с Николая. - Синцов, ну?
- За вас, мадам, - выдавил на лице улыбку Николай, и, чокнувшись, несколькими глотками выпил налитое в него темно-бордовое, очень сладкое вино.
В голове тут же стало как-то свободно, словно что-то тяжелое, мешающее мыслям, сдвинулось с височной части мозга куда-то в сторону и пропало.