А в ушах его до сих пор звучал детский голос с недетской фразой: «Есть у меня предчувствие, что скоро им очень понадобится ваше ходатайство». И тот, кто это сказал, вряд ли преувеличил серьезность событий…
DER KRIEG. НАЧАЛО… (2 часть)
1. Пробуждение
Тишина… Я стоял на самом краю пропасти и смотрел вниз. Туда, где в обуглившейся земле среди разбросанных валунов зияла громадная, идеально круглая дыра. И поскольку мне было совершенно точно известно, что этого быть не должно, странные чувства захватывали меня. Таинственное. Пугающее. Важное. Всего лишь шаг…
Я не успел узнать, что крылось в полости под землей, не сделал последнего шага. Грохот камнепада расколол прежнюю картину безмолвия.
С противоположной стороны из пропасти на плато выбиралось самое страшное, что могло быть для меня. И вот уже позабыта тайна провала у подножия скалы. Позабыто все, остался лишь я и то, что вот-вот должно было явить себя передо мной.
Лязгнув подковами, на скалистую площадку тяжело поднялся полыхающий огнем конь размеров немыслимых и немыслимой же мощи. И еще страшней коня был всадник. Враг.
Тут что-то обожгло холодом мою босую ногу. Не сводя глаз с Желтого Всадника, я нагнулся и поднял ледяную секиру. Едва это произошло, враг взъярил скакуна и с обнаженным мечом понесся на меня. А за спиной была только пропасть, на дне которой притаилась черная необъяснимая дыра…
Лицо всадника было серым, мертвым и… моим. Венец из шипящих змей извивался на его волосах, а шею охватывало ожерелье воспаленных язв, но истинный ужас был порожден ни чем иным, как подернутым патиной распада моим собственным лицом, без всякого зеркала возникшим передо мной. Желтым штандартом взметнулся и хлопнул на ветру плащ. И мертвый воин ударил. Его раскаленный до багреца меч высек из моей секиры ледяной каскад, и, тая в воздухе, осколки падали наземь горячим дождем.
Конь поднялся на дыбы, навис надо мной, готовя мне гибель. Я бросился ему под ноги, кубарем проскочил, опалившись, между гигантскими копытами, и направил удар секиры в хребет Желтому Всаднику. Его меч отбил мое оружие: не поворачиваясь, враг защитил свою спину, а я лишь чудом увернулся от копыт лягнувшего коня. Мое тело теряло послушность, будто впадая в покойницкое окоченение.
Желать двинуться — и быть бессильным это сделать…
Тогда с победным возгласом Желтый Всадник, ухватив рукоять меча обеими руками, всадил пламенное лезвие мне в грудь. Взрыв моего мира оборвал все, что еще связывало меня с жизнью…
…и я пришел в себя; по обыкновению — залитый кровью и неспособный пошевелиться, даже открыть глаза.
— С возвращением, мой мальчик! — сказал знакомый голос.
Фауст, Тиабару, неподалеку от монастыря Хеала, июнь 1002 года
Неладно было на душе Квая Шуха. Зачем наставник Агриппа так осторожничал и назначил встречу в заброшенной часовне вместо того чтобы прийти прямо в его монастырскую келью. Растеряв друзей, всех до единого, Квай стал недоверчив и угрюм. Он никогда не признался бы даже себе, что вера его пошатнулась. Какая-то маленькая, незначительная особенность истины никак не хотела выдать себя ему, что-то он не понимал и делал не так. Где-то в его представлениях о мире таилась осечка, но дабы найти ее, надо было сосредоточиться — и молодой монах пребывал в непрестанном напряжении. В чем крылся смысл проверки, ниспосланной ему, когда погиб рыжий Сит, когда признанного виновным Вирта заточили на всю оставшуюся жизнь в страшный Пенитенциарий, когда сгинул длинноволосый Зил, заводила и выдумщик Зил, о котором все наставники отзывались, осуждающе качая головой?! Что хотел сообщить Всевышний ему, Кваю? Да и есть ли вообще Создателю дело до множества людишек, населивших суровый Фауст?
Где-то рядом только что осыпалась облицовка. Шаги. Дождь припустил, как нарочно…
— Квай, здесь ли ты?
И магистр Агриппа встал, озираясь, спустил на плечи капюшон. Квай Шух вышел к нему из-за полуразрушенной стены.
— Да, наставник, — он хотел опуститься на колено и в обычном приветствии прижать губы к худой руке учителя, однако магистр с тенью досады оборвал его и заставил подняться.
— Сейчас ты идешь со мной, мальчик. Но заклинаю тебя, не задавай мне излишних вопросов. Ты сам все увидишь.
— Хорошо, — удивленно согласился Квай, и они пошли.
Монах думал, что они двинутся к Хеала, но Агриппа свернул к реке и повел его по берегу прочь из городка. Вскоре они вышли за пределы Тиабару, и больше никаких построек не было впереди, лишь невысокие скучные холмы и поникшие деревца разнообразили картину перед глазами. Коли уж Квай дал обещание не выспрашивать, он молчал, но в душе гадал, зачем они делают все это и от кого прячутся.
— Спускайся и входи за мной в реку, — приказал Агриппа. — Не раздевайся: нам придется глубоко нырнуть, и одежда в любом случае вымокнет.
— Хорошо, — снова ответил монах.
Русло, вначале похожее на канаву, расширилось. Земляные берега переходили в скалистые, поросшие мхом, откосы, становились все круче, нависали. Струясь между каменных стен, вода издавала звуки, похожие на человеческую речь. Это было неприятно, еще более неприятно, чем ледяной поток.
— Сейчас набирай в грудь воздуха, ныряй и плыви за мной, — распорядился магистр. — Не отставай, можно сбиться с пути, а там лишь один грот, где можно вынырнуть, остальные полностью в воде.
Они нырнули и поплыли. В мутноватой воде Агриппу видно было плохо, да и глаза у Квая с непривычки заболели, а в какое-то мгновение промелькнула шальная мысль: что, если наставник заблудится, и им не хватит воздуха? И все-таки магистр приплыл точно в нужный грот. Они прошли по убывающей воде и очутились в подземной пещере.
— Отожмем одежду и пойдем дальше, Квай.
Стараясь не клацать зубами, молодой монах повиновался старому. Ухватывая и выкручивая в четыре руки рясу сначала одного, затем другого, они отжали из ткани воду.
Путь был долгим и еще более однообразным, нежели по поверхности земли. Темный коридор, освещаемый только лампой, которую Агриппа вытащил из ниши в каменной стене и зажег, то сужался, то раздвигался, то становился выше, то заставлял сутулиться и пригибать голову. Когда проход оказывался совсем тесным, Кваю становилось жутко.
— Прежде ты был куда более доверчив, — с сожалением проговорил магистр. — Но будь спокоен: мы уже почти пришли. Еще два поворота — и начнутся ступеньки.
Чувство направления безошибочно подсказывало Кваю, что сейчас они находятся где-то глубоко под монастырем Хеала, но как такое могло быть? Ведь Квай почти двадцать пять лет жил в этих краях и ни разу не слышал ни о какой подземной галерее либо иных помещениях.
— Теперь слушай меня, мой мальчик. Слушай и постарайся выполнить все так, как я прошу. Не задавай вопросов и ничего не говори о последних шести годах. Вспомни себя в девятнадцать лет и веди себя в точности как тогда. Лучше побольше молчи.
— Да, конечно, но что…
— Ты все сейчас увидишь. Твоя миссия очень важна, Квай. Даже не так — она определяющая.
— Меня будут допрашивать? За какую провинность, отец Агриппа?
Магистр не сразу понял, а после усмехнулся:
— Никто не будет тебя допрашивать. Мы пришли.
Ступени кончились, равно как закончился и сырой коридор подземелья. Странно растворились массивные двери из неизвестного материала, отливающего серебром. Они не просто открылись, а разъехались и утонули в камне обеих стен — правой и левой. А в глаза ударил ослепительный с непривычки свет. Квай застился рукой, Агриппа лишь сощурился. Два монаха поприветствовали их легким наклоном туловища и кивком.
— Подайте нам сухую одежду, — негромко распорядился магистр, останавливая спутника перед входом в следующую комнату.
Квай недоуменно озирался. Он никогда еще не видывал столько непонятных, да еще и отполированных до блеска приспособлений, не мог понять, чем выложены ослепительно-белые стены помещения и пружинящий под ногами пол.