— Да… — шепнула Ника и снова ушла в небытие.
Стыковку с запросившим помощи катером сделали через десять минут после первого сигнала тревоги. У швартовочного люка собрались вооруженные вэошники, руководство и еще несколько медиков из моей части. Предполагалось, что мы со спецбригадой медиков под охраной военных войдем в катер-незнакомец, пилот которого успел сообщить, что это судно Фауста и что у него на борту содержатся тяжело больные люди. Идти с нами вызвались Джо и ее свита.
Корабли соединились. Надо сказать, сначала Дик хотел впустить фаустянский катер внутрь крейсера, но осторожные майор Буш-Яновская и Фаина посоветовали ему не делать этого, и Калиостро согласился с их доводами. Да и я уже не очень доверял своим сородичам; поэтому теперь, идя по длинному коридору, перекинувшемуся от нас к нежданным гостям, я усиленно подавлял тревогу, предчувствие чего-то неладного, и мне казалось, что монахи Иерарха притаились в каждом уголке того катера и ждут лишь того мгновения, когда мы окажемся их заложниками. И внушительное сопровождение, признаться, утешало не слишком.
Встретил нас киберпилот фаустянского судна.
— На катере женщина. Она приказала при первой же возможности выйти на землян. У нее есть что-то важное для одного из них…
Мне показалось, что я повредился в слухе. Откуда на Фаусте могут быть женщины?
«Синт» повел нас в каюту с больной пассажиркой. По пути он сообщил, что по его наблюдениям она очень плоха и совершенно бесстрастно выслушал огрызнувшегося Чезаре, который буркнул, дескать, это уже медикам разбираться, очень она плоха или не очень. Джоконда бросила пару слов на их родном языке, и Чез умолк.
Сначала мне показалось, что незнакомка одна в каюте, но стоило приблизиться, как из-за ее плеча высунулась маленькая ручонка и кто-то тихо, с безнадежным всхлипом вздохнул рядом с нею. Женщина была без сознания. Она представляла собой обтянутый кожей остов. Обладатель ручонки закопошился, и я увидел ребенка. Все мы были в белых защитных комбинезонах и шлемах, поэтому малыш испугался. Он подобрал губы, подбородок его мелко задрожал и глаза стали огромными от ужаса. Тогда-то я и узнал его по этому страху: несколько месяцев назад именно мне довелось окрестить этого мальчика Луисом. Правда, тогда я и не предполагал, что у будущего монаха есть мать.
Женщина издала слабый стон, но не очнулась, точно что-то ее держало по ту сторону границы яви и сна. Мы все бросились приводить ее в чувство, однако тщетно. Реанимирующая система, к которой мы с ассистентами за пару секунд подключили больную, помогла не слишком.
— Она умирает, — шепнула Мария, инфекционист.
Краем глаза я увидел, как в раскрывшиеся двери вошла Джоконда. По ее лицу скользнуло что-то отчаянное, стоило ей увидеть тихо, по-взрослому, плачущего младенца.
— Ребенку тут не место, Джо. Пока мы тут с его матерью, вы могли бы перенести маленького в стерильный бокс на крейсере?
— Да… Давайте мне, — на мгновение закусив губу, ответила госпожа Бароччи.
Я склонился взять мальчика на руки, и тут же лежавшая трупом мать впилась костлявыми пальцами мне в рукава, а из ее горла вырвался истошный хрип: «Не смейте! Не троньте его!»
Приборы, только что классифицировавшие ее состояние как близкое к коме, ожили и выдали совсем другие параметры. Я едва освободился от ее хватки, глядя в темные провалы глаз и стараясь влить в нее покой, прогнав тревогу. Незнакомка обмякла. Зрачки в глубине глазниц засветились болью и надеждой:
— Не бросайте его, доктор! Вы хороший человек, помогите ему…
Эта ее слабая попытка подкупить меня лестью, из последних сил убедить спасти ребенка заставила тяжело вздохнуть даже видавшую виды Марию, которая замерла у изголовья, напряженно следя за показаниями реанимационной установки.
— Все, все, — заговорила она и стала оттягивать от меня гостью с Фауста, чтобы уложить обратно. — С малышом вашим все будет хорошо, не бросим мы его! И с вами…
Но улегшаяся было незнакомка снова рванулась вверх и ухватила меня за плечо:
— Доктор! Очень важно! Если вам удастся отыскать человека по имени… имени… Эли-нор, то… — она стала совсем бескровной, серой и со страшным свистом втянула воздух в грудь, — то вы передайте ему… монах сказал… передайте, что ворота закры… а-а-ах-х-х-х…
Она прогнулась, мучимая спазмом всех мышц. Конвульсии стиснули ее дважды, а потом агония кончилась, и больная провалилась в кому.
Мы бились над ней еще минуты три. Внезапно я ощутил, как мягкое, незримое, похожее на сквознячок, проскользнуло у меня между пальцами и унеслось прочь, свободное. На руках у Джо закричал пригревшийся было Луис. На месте его матери передо мной лежало подключенное множеством проводков к приборам нечто пустое и уже ненужное.
Я впервые увидел весь процесс смерти — не глазами убийцы, а взглядом врача. Кто-то из ассистентов сунул мне в руку бумажную простыню, чтобы накрыть труп.
— Смотрите, — шепнула Джо, показывая мне на внезапно затихшего малыша. Казалось, он смотрит на кого-то и щурит глаза, словно кто-то нежно гладит его по голове и щекам; пару секунд спустя он мирно заснул с улыбкой на губах. — Надо идти.
— Да, идемте.
Она вышла первой. Мы отсоединили умершую, переложили ее на каталку и отправились следом за «Черными эльфами». Марчелло и Витторио смотрели на ребенка не без интереса, а вот Чезаре быстрым шагом шел впереди всей нашей процессии и не оглядывался. Джо приостановилась, дожидаясь меня.
— О каких воротах шла речь, Кристиан?
— Даже не представляю, — честно сознался я. — На Фаусте никогда не было женщин…
— Нужно будет установить, кто она такая…
Тут изголодавшийся младенец опять проснулся, яростно схватил ртом ткань костюма Джоконды и зачмокал.
— Знаете, я не отдам его в ваш зачумленный сектор. Он будет жить в моей каюте, а няню отыщем среди аэропортовских «синтов». Но в первую очередь надо срочно придумать, чем его накормить…
— Последняя задача — самая простая. Это у нас найдется…
Мы ускорили шаг, догоняя Чеза.
На «Ричарде III» нас ждали с нетерпением, тем более что мы на всякий случай не пользовались связью и они до последнего оставались в неведении.
— У нас труп, — вполголоса доложил я Дику и, перехватив его стремительный взгляд на выходящих из стыковочного тоннеля, поправился: — не из наших.
— Уф! А причина смерти?..
— Доберемся до Тьерри и тогда проведем вскрытие.
Тут я заметил, как странно, оцепеневшими зрачками смотрит на Джоконду с Луисом Фаина. Она, казалось, стала каменной.
— Приготовьте теплую воду и еду для ребенка, — не обратив на нее внимания, велела Джо собравшимся в отсеке «синтам» из обслуги аэропорта.
— Что это за ребенок? — настороженно уточнил Дик.
— Думаю, что сын покойной, да будут справедливы к ней мировые течения…
— И он будет жить у меня в каюте, — безапелляционно добавила Джоконда.
— Его зовут Луисом. Я крестил его… на Фаусте.
Госпожа Бароччи внимательно взглянула на меня, но ничего не сказала. На Фанни страшно было смотреть. Она онемела, пальцы, которыми она сжала большую черную папку, сильно дрожали. Но спросить ее, в чем дело, я не успел. У нас у всех сразу появилось еще больше работы, чем прежде, и в следующий раз я увидел Луиса лишь через несколько часов, когда мы нагнали «Цезарь», в котором эвакуировали сотрудников Лаборатории.
Теперь он был вымыт, сыт и румян; безмятежно и крепко спал, привольно разбросав сжатые в кулачки руки, а личико его светилось. Джоконда казалась и радостной, и сильно озабоченной.
— Все анализы хорошие, гемоглобин низковат. В остальном он абсолютно здоров. Самое главное, что нет никаких инфекций…
— Я и не сомневалась, — она поправила на нем одеяло. — А что стряслось с его матерью? Мои парни допросили киберпилота, но не узнали ничего сверх того, что на Фаусте поднялось восстание и что с Ничьей земли на взгорье Каворат во время большой драки сбежала эта женщина, потребовала увезти ее оттуда. Но что послужило причиной смерти? Ранение?