Эйхорд весело рассмеялся и сказал:
— Парень, мы не собираемся на тебя давить. Ты основательно изучил метод злого-доброго полицейского. Тебе даже известно, где спрятаны микрофоны. Должно быть, мы смотрели одни и те же фильмы.
— Точно. — Юки заулыбался, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на симпатию. — Ты добрый полицейский. Я это заметил. Проклятье, почему бы не удовлетвориться тем, что есть? Возьмем, к примеру, телевидение. Тебе когда-нибудь приходилось сидеть перед экраном телевизора и слушать фонограммы с записью смеха? Их часто включают в передачи. Даже в комедии, которые вовсе в этом не нуждаются. Говорят, что необходимо и что рейтинг у передачи может снизиться, если не будет электронных смешков. Господи помилуй, да смешки записывали еще в те времена, когда первые зрители смотрели и слушали представление «Амос и Энди». Когда это было? Да — сорок лет назад. Записанные смешки так неестественны. Слышно, как они включают свои «ха-ха-ха», которые имеют электронный привкус и совсем не похожи на настоящий смех толпы. Как-нибудь послушай. — Он оживился и казался полным энтузиазма.
Эйхорд подумал, что если бы Юки не был прикован наручниками к стальному столу, то вскочил бы и стал расхаживать взад-вперед, отчаянно жестикулируя в такт своим словам.
— Но они сущие свиньи. Банда жадных мерзавцев. Хотят, чтобы по всем каналам шли одни комедии. Худшее представление, которое я когда-либо видел, — старое шоу с Оззи и Харриет. Рики обычно появлялся и говорил: «Привет!» — и тут же взрывалась фонограмма смеха, а на экране хлопала дверь, и смех на фонограмме становился просто истерическим. Я видел то место, где умер малыш Рики. Похоже, он был приятным молодым человеком. В детстве я рассматривал фотографии Оззи и Харриет. Мои мама и папа — приемные родители, но я все равно звал их «мама» и «папа» — они находили Харриет очаровательной. Она выглядела весьма холодной тридцатилетней особой. Я видел...
— Мистер Хакаби?
— Ее фотографию. О-о, как она, должно быть, выглядела, когда ей было двадцать. Просто сногсшибательно. А?
— Не могли бы мы просто...
— Если бы здесь со мной была моя гитара. Дружище, знаешь, я мог бы исполнить хорошую импровизацию в старом стиле.
— Мистер Хакаби!
— Мистер Хакаби, — как попугай, повторил Юки, с интонацией Эйхорда.
— Вы не возражаете, если мы немного поговорим о...
— Немного поговорим о...
— Об этом деле?
— Деле, — бодро повторил Юки.
А Эйхорд, широко улыбнувшись, посмотрел на него. Пусть себе думает, что он тоже веселится.
— Отлично.
— Отлично, — повторил вслед за Джеком Юки.
Эйхорд рассмеялся, а Хакаби внимательно на него посмотрел, угадывая, удалось ли ему хоть чуть-чуть поддеть Джека.
Решив, что нет, он вздохнул и расслабился.
— Юки, меня зовут Джек Эйхорд, и мне бы хотелось...
— Эйхорд. Ух ты! — похоже, Хакаби был искренне изумлен. — Статья в «Современной криминалистике»:«У нас появился великий полицейский». Великолепно они тебя расписали. Просто ве-ли-ко-леп-но. Я был потрясен. В самом деле. И в газетах о тебе читал. Ведь ты раскрутил дело сумасшедшего дантиста и еще одно с... — как бишь его — Косновски? Что-то вроде этого. Убийства в Лоунли-Хартс? Покруче, чем бостонский душитель. Знаешь, что меня всегда завораживало, так это знак Зодиака. Они ведь меня так и не поймали. О, хейли-дейли! Оговорка в стиле Фрейда. Я хотел сказать, они так и не поймали его.Но это было в Сан-Франциско или где-то там еще. Мне нравится этот город. Все там такие счастливые и веселые. Смейтесь, ребята, шучу. Эйхорд, ты случайно не еврей? Нет, конечно, нет. Немец, держу пари, «Ахтунг». Я любил захаживать в один ресторанчик, который был полунемецким-полукитайским. Кормили великолепно, но час спустя вы начинали ощущать жажду власти. Бар «Рум-бум». Очень дешево. Выпивка тоже. Как бы то ни было, мне на глаза попалась большая статья, посвященная тебе, и я действительно был поражен таким гением сыска. Как получилось, что тебя бросили на мое дело? Здесь нет никакой загадки. Я во всем признался. Я был вторым стрелком на Дили-Плаза. Я убил Мак-Кинли. Я из прошлого. Я так стар, что был и стюардом на «Титанике». — Он перевел дух, и Джек воспользовался возникшей паузой.
— Юки, ты болтаешь специально для магнитофона, или просто любишь выступать перед зрителями? — Тот вопросительно изогнул брови. — Весь этот поток... Очень интересно, конечно, но чего ты добиваешься?
— Я добиваюсь? О, понимаю. Меняем правила игры. Я рассказываю, а ты все подвергаешь сомнению. Я одно и то же повторяю по два-три раза, а ты ловишь меня на лжи, как Сократ уличаешь в софизмах и диалектических ошибках, как Платон, расставляешь логические западни, загоняешь разум на минные поля гегелевских концепций, техника тезиса — антитезиса, говоря о которой...
— Постой, Юки, пожалуйста. Дай передохнуть минутку. — Джеку начало казаться, что он перегрелся на солнце. Во рту у него пересохло. — Если ты косишь на ненормального, то со мной это пустая трата времени. Можем мы поговорить как люди? Пожалуйста. — Пристально глядя на загадочно улыбавшегося Юки, Эйхорд говорил очень мягко и спокойно.