От отчаяния, ощутив, что клинок киммерийца отрезал некую часть плоти с его головы, пикт выхватил свой нож и в ответ вонзил его в живот Конана, но звенья кольчуги выдержали удар.
Оба откатились. Киммериец, вынужденно отпрянув назад, потом вновь сокрушительно врезал, на сей раз по зубам противника, раздробив их на кусочки. Харкающий кровью и извивающийся как безумный пикт застонал, но ответил серией яростных неистовых ударов, наносимых ножом по подмышке, груди и плечу.
Вывернувшийся пикт сумел вскочить на ноги, но Конан стремительным резким ударом в пах мгновенно заставил дикаря испытать истинную муку. Тот, отлетев назад на жёсткую сосновую хвою, осел. Одновременно киммериец ощутил, как его левая рука обмякла и почти онемела, оцепенев из-за полученных ножевых ранений, но сумел на этот раз, с трудом поднявшись на ноги, вытащить меч.
Тем временем также успевший подняться на ноги пикт отцепил свой топор с пояса и крепко сжал его в его правой руке. В темноте двое воинов столкнулись лицом к лицу сильно треснувшись друг о друга головами и почти потеряв сознание от удара.
Конан тряхнул своей дикой гривой чёрных волос, и ругнулся. Пикту повезло меньше. Он отшатнулся, двигаясь как в тумане, и снова наткнулся на ствол дерева, и ветвях запутались его длинные прямые взлохмаченные волосы. Отчаянно пикт укрывался за ствол дерева, пытаясь избежать неминуемого удара киммерийца, который уже рассёк надвое попавшуюся на дороге молодую сосну.
Пока наклонившийся Конан стремился вытянуть меч из разрубленного дерева, выскочивший из-за ствола пикт нанёс смертоносный удар топором по не покрытой, незащищённой голове Конана. Топор поразил Конана, полоснув и рассёкая бровь над левым глазом. На мгновение Конан был ослеплён кровью, хлынувшей из чрезвычайно болезненной раны. Ослеплённый варвар протянул одну руку, защищая лицо, и сумел другой перехватить и поймать руку пикта, когда тот наносил второй удар топором. Его могучие руки немедленно потянули ошалевшего, ошеломлённого от захвата человека, вырывая топор, и нанося сильный ответный удар, который раскроил бы его череп, если бы обладатель топора не отскочил назад.
Оба мужчины задыхались, их тяжёлое дыхание, отчаянные движения и потоки льющихся ругательств были единственными звуками, тревожащими тишину и безмолвие леса. Конан метнулся на врага, и они покатились по земле. Киммериец удерживал пикта и яростно пытался размозжить ему башку топором. В свою очередь пикт пытался заколоть Конана кинжалом, но не мог найти никаких уязвимых мест и прорех в его кольчуги, и одновременно будучи не в состоянии дотянуться вниз, чтобы добраться до ног противника. Конан вновь и вновь непрестанно лупил топором по голове пикта, превращая его правый глаз в почерневшее месиво. Когда пикт ошалел, Конан, уже не опасаясь удара кинжала в свою правую подмышку, смог нанести один сильный жестокий удар, раздавивший череп пикта, как тыкву.
Едва дикарь испустил дух, Конан поднял голову и вслушивался, внимая повисшей полной гробовой тишине. Если у поверженного не было никаких спутников-компаньонов, это можно считать за счастье и большую удачу, а значит, киммерийцу самому очень повезло. Однако то, что не слышно ни звука, нисколько не значило, что там — вблизи не было других укрывшихся пиктов, ведущих тайное наблюдение, или сбежавших.
Медленно стянув с себя тело мертвеца, Конан неторопливо приподнялся, принял напряжённое полусидячее на корточках подобное пригнувшемуся бегуну, готовящемуся рвануть вперёд, положение. И сидел так, уставившись во мрак, прислушиваясь к малейшему шороху. Через час киммериец тихо скрылся в лесу, производя меньше шума, чем лиса. Побежав, варвар смог бы возвратиться обратно в форт на рассвете. Однако сначала необходимо было запутать следы, и лишь потом набрать стремительный, упорный темп, поддерживаемый бесконечные мили. Его левую руку всё ещё сводило от оцепенения — результата полученных ран, но, к счастью, главная артерия не была перерезана. Однако сильное воспаление продлится ещё несколько дней и будет ныть и болеть. А затем вновь вернётся на след пиктов.
С восходом солнца Конан, появившись на поляне, достиг деревянного частокола ограждения и заметил, как лучники, стоящие поверху вдоль, высматривают в лесу пиктов. Завидев возникшего внизу и идущего по тропинке Конана, они удивлённо завопили.
— Полфунта свинины и яичницу из пяти яиц, — рявкнул Конан, когда врата распахнулись.
«Crawley»
Основание Ирема
Примечание переводчика
Автор указал, что разместил этот рассказ по многочисленным просьбам, несмотря на то, что текст ему самому представился недостаточно проработанным. Поскольку истёк почти год — с 19 июня 2011 года от указанной даты, а содержание — интересно, ведь немногие рискнули объединить миры Говарда и Лавкрафта, осуществлён перевод этой истории.
Внезапное появление в ночном сне Крома, повелевшего покинуть палатку и спящую рядом обнажённую рыжеволосую красотку, мгновенно сорвало с Конана налёт дремоты. Завернувшись в меховые шкуры, варвар вышел наружу, зная, что ночью даже в пустыне человек легко может замёрзнуть. Пред ним простиралась пустынная дикая местность, и киммериец не ведал, куда дальше идти, осознавая только то, что должен последовать за голосом Бога.
Достаточно быстро киммериец достиг входа в небольшое ущелье, услышав необычные дьявольские завывания, отражающиеся и разносимые эхом по каньону. Это не походило ни на плач человека, ни на лай, вой или рычание собак, а исходило из мрака, и поэтому варвар схватился за рукоять меча.
— Киммериец, они не причинят тебе вред!
«Это послышалось, или может это просто порывы воющего ветра, только что прошептали?».
— Убирайтесь все в пекло!
Прокатились раскаты многоголосого безумного хохота, а затем каньон ожил, пришёл в движение. Киммерийца окружили: он не мог двинуться дальше, заметив пред собой тень и горящие огнем глаза, наблюдавшие за ним. С края скал обрушились вниз обломки, упав буквально в нескольких дюймах от его ног, другие падающие камни заставили отпрянуть назад, отступая до тех пор, пока, споткнувшись о большой камень, киммериец не упал на колени.
— Вот так гораздо лучше! — Прозвучал хор дьявольских голосов.
Конан не двигался, ибо ощутил удушающий мрак, сжимающийся вокруг него, словно свора диких псов. Он подождёт, пока те покажут себя, прежде чем набросятся, в глубине души зная, что они не желают ему смерти, ибо могли напасть немедля.
— Покажись! — Потребовал варвар во мрак.
Сначала он не знал, что предпринять, когда увидел ковыляющую прихрамывающую фигуру, похожую на безжизненное тело женщины, которую тащили, волоча в пасти гиены. Нечто остановилось в нескольких дюймах от него. Звери и изуродованное обглоданное тело воняли, испуская какой-то отвратительный смрадный запах.
Приблизившаяся морда почти коснулась, и почти дотронулась, до лба киммерийца и внезапно выронили свою чудовищную ношу, начавшую стремительно менять перед ним свой облик. Рука варвара вновь потянулась к мечу, но вдруг раздавшееся сбоку резкое клацание клыков и вцепившиеся острые зубы вынудили отпустить её.
— Сталью нельзя поразить и причинить вред нам, сынам Налдора Гецвейгнарсчера, чёрного кователя, — с трудом как из глубины бездны вырвались слова из-за чернильно-чёрных губ, искривившихся и пенившихся от произнесённого.
Облачённая в людскую кожу тварь теперь стояла выпрямившись и поднявшись на двух ногах, однако облик был явно нечеловеческим. Его вытянутые массивные лапы завершались когтями, которые почти касались кончиков волос человека, находящегося полусидящим пред ним. Части расползавшейся людское плоти похищенного мертвеца едва прикрывали это чудовищное отвратительное тело — выглядящее крайне мерзко и неприятно.