Конан оглядел комнату. Схватка была короткой, неистовой и смертельной. Все офирцы лежали на полу, а из кофийцев только Амальрус остался стоять на ногах в залитой кровью кольчуге. Он выдернул свой меч из трупа своего врага и осматривал место бойни.
Двое мужчин проверили, чтобы убедиться, не остался ли кто-нибудь из кофийцев в живых, но никто из них не выжил. Единственный человек, кто еще двигался среди кучи мертвых в этой комнате, был одним из офирцев, который лежал, глядя вверх, имея раны, которые трижды бы убили нормального человека. Конан убил его там, где он лежал.
— Митра! — воскликнул Амальрус. — Это проклятое место. Давай присоединимся к Валантиусу. Мы не сможем продолжить.
Конан хмыкнул и хмуро покачал головой.
— Наша задача состоит в том, чтобы убить стигийца.
Он направился в дальнюю часть комнаты, откуда женщина выкрикивала свои загадочные команды. Сначала он не заметил никаких признаков ее пребывания здесь, ни каких-либо выходов или проходов, пока не почуял слабый след стигийских духов в воздухе у гобелена. Конан отдернул его в сторону и обнаружил пустую нишу, но с его знанием заморийских тонкостей, не заняло много времени, чтобы отыскать маленький камешек, установленный в стену, который он тут же нажал, и задняя часть алькова качнулась бесшумно внутрь. Конан вынул факел из ближайшего держателя и двинулся во мрак.
Амальрус выругался и последовал за ним.
В мерцающем свете факела Конан увидел узкую лестницу, убегающую по спирали и вверх и вниз в темноту. Это было вовсе не сознательное решение, что Конан решил пойти вниз, и вскоре он и Амальрус подошли к другому узкому проходу, хотя лестница опускалась ниже. Еще раз Конан ощутил запах стигийских духов. Он открыл тайный вход в конце короткого коридора, а за ним был гобелен, из-под которого лился тусклый свет. Конан отбросил факел и отодвинул гобелен в сторону.
Он оказался в большой, круглой зале с колоннами и высокими стенами, украшенными богатыми гобеленами. Факелы разгоняли тьму, но их тусклый свет не в состоянии был победить тени, которые таились под высокой сводчатой крышей и за широкими рифлеными колоннами. Все это место источало скрытую угрозу, и разум Конана рисовал ряды врагов, скрывающихся в темноте. Непосредственно перед ним была спинка трона.
Конан и Амальрус осторожно вошли с обнаженными мечами. Когда они продвинулись вперед, они увидели высокую темную фигуру человека, сидящего на престоле, с безошибочными аристократическими чертами правящего класса Стигии. Он не носил ничего, кроме длинной красной шелковой набедренной повязки, несмотря на холодный воздух, а его кожа была обильно украшена татуировками с загадочными иероглифами и символами. Его темные мрачные глаза были открыты, затуманены, словно он наблюдал невидимые миры, его дыхание было невероятно медленным, его было почти невозможно обнаружить. По обе стороны от трона стояли маленькие медные курильницы, из каждой вверх поднимался спиралью дым тлеющих листьев черного лотоса, и Конан и Амальрус ясно ощутили его головокружительный запах.
— Это он, — сказал Амальрус, — тот, кто пришел в наш замок как Аталис.
Оба мужчины услышали шорох обутых в сандалии ног и посмотрели через всю комнату в тени за колоннами. Там они увидели скамью, на которой лежали алхимические принадлежности, горшки, урны, банки, мази, ножи, ступки, пестики и порошки. Тело офирца лежало неподвижно на соседнем столе.
Амальрус двинулся с мечом в руке через комнату.
— Некхем! О пробудись же, Некхем! — воззвала женщина.
— Это рабыня стигийца, — прошипел Амальрус. — Я сейчас заставлю ее замолчать.
— О, Некхем! Некхем! — звала женщина.
Конан повернулся к фигуре на троне, которая по-прежнему сидела в молчаливом созерцании. Его разум поплыл от пьянящей отравы лотосовых испарений, и символы на теле стигийца, казалось, начали корчиться и жутко извиваться перед его взором.
Амальрус достиг скамьи, где откинул в сторону гобелен, открывая съежившуюся черноволосую женщину. Она бросила что-то в Амальруса, который инстинктивно поднял руку, чтобы защититься. Это была небольшая керамическая урна, который отскочила от его руки и разбилась о его лоб, облив часть его лица и шеи вязкой жидкостью. Амальрус закричал, когда жидкость начал дымиться на его плоти. Он слепо ударил, но женщина метнулась в сторону, оставив Амальруса держаться за гобелен, шатаясь, в то время как часть его лица и шеи зашипела, задымилась, пошла пузырями и оплавилась.
Конан выругался и бросился к женщине, которая рылась в вещах на скамье, схватив еще одну из урн. Конан затормозил и намотал свой плащ на руку в качестве импровизированного щита, а затем двинулся с опаской вперед.
Амальрус рухнул на пол и перекатился на спину, его пальцы судорожно хватали руками воздух в агонии, прежде чем он задохнулся и умер, с половиной лица и шеей изъеденными мерзкой жидкостью. Даже его стальной шлем и доспехи на плече были разъедены.
— Некхем! — воскликнула женщина еще раз, а затем бросила урну в Конана.
Этот снаряд разбился о его руку в плаще. Он сразу же отбросил плащ, оставив его дымиться на полу, а затем в два шага подскочил к женщине, когда она уже потянулась за еще одной из смертоносных урн. Он схватил ее и оттолкнул подальше от скамьи, бросив на землю перед собой. Потом быстро схватил ее за руку и дернул, поставив на ноги.
Она была шемиткой с длинными темными волосами и оливковой кожей. Ее печальные тусклые глаза были подведены сурьмой по стигийской моде и сверкали огнем и силой отчаяния. У нее были прекрасные черты, ее тело упругим и стройным под бледной мантией, схваченной на талии широким парчовым поясом. У нее не было оружия, как он видел.
— Отпусти меня, — потребовала она, ее тон был не характерен для рабыни. — Ты не достоин даже касаться таких, как я, кто танцевал во дворцах Аскалона с Белит и Акури! К тому же, уже слишком поздно. Смотри, Некхем просыпается!
Конан повернулся, не выпуская женщину из рук. Стигиец поднялся с трона, его высокую фигуру окружали клубы дыма, и, когда он запел на странном диалекте, нефритовый нимб засиял над его поднятой рукой. Завитки лотосового дыма собрались вокруг его пальцев, корчась и извиваясь. Конан отбросил женщину в сторону, и направился через комнату. Стигиец выбросил руку вперед, прошептав команду, и сверкающее облако полетело прямо к киммерийцу.
Конан отпрыгнул в сторону. Но жуткое облако двинулось за ним, окутав его голову, забравшись, словно живое существо, в рот и ноздри. Конан дико атаковал стигийца, но его глаза заслезились, а перед взором витал нефритовый туман, стигиец отступил от его клинка, и удар пришелся мимо. Колдовской дым жег Конану рот и глаза, ноздри и легкие, а его разум наполнили чудовищные видения, его чувства закружились в призрачном вихре. Он упал на землю без сознания и замер неподвижно, с клочьями черного лотосового дыма, извивающимися из его рта.
— Некхем, — облегчение наполнило голос шемитской женщины, когда она пробежала через комнату и обвила руками высокого стигийца.
— Пусть этот человек будет третьим, — сказал Некхем, глядя вниз на лежащего киммерийца. — Я предпочел бы Валантиуса, но нет времени. Мы должны завершить ритуал.
Мой дух парил над темными заливами, и я слился разумом с демоном тьмы. Вскоре даже Тот-Амон и сила его Кольца перестанут быть угрозой, Кихия. Может быть, тогда мы обретем покой.