- Я не знаю, что встревожило вас, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Нет никакой угрозы, нет и никакого зла. Оно есть, зло, только оно внутри нас. Ему просто нельзя позволять вырваться наружу, тогда оно и не попадет в мир. А если чье-то чужое зло попытается настичь нас, надо просто освободиться от своего собственного. Только зло притягивает зло. В вас, Михаил, слишком много зла. Вы слишком часто с ним сталкиваетесь, поэтому оно успело глубоко проникнуть в ваше сердце и...
- Ожесточило его? - слабо усмехнулся Охотник. - Нет, не ожесточило, а просто охладило. Вы привыкли во всем в первую очередь видеть плохое. Жизнь изменила вас. Вы смотрите на мир через призму зла. Видите мир в отражении кривого и мутного зеркала. Отбросьте эту призму, разбейте это зеркало, и вы увидите все краски жизни. Вы вспомните позабытые чувства. К вам вернется способность мечтать, которой так не хватает зачерствевшим душой людям. К вам вернется надежда. Прощайте.
Мария в последний раз посмотрела на Охотника и торопливо зашагала по дороге, ведущей к замку.
Охотник хотел что-то крикнуть ей вслед, но не решился. Он только махнул рукой и направился в терновые заросли, откуда время от времени доносилось тихое ржание привязанных лошадей.
Охотник услышал клериков издалека, хоть те шли молча. Просто они шли не таясь, шли так, как будто нарочно хотят привлечь к себе внимание. И в этом Охотник усмотрел дурной знак.
Он не ошибся. Первым за него принялся Лука.
- Ну что, изобличитель? - язвительно бросил Лука, заглядывая Охотнику в глаза. - Что ты еще придумаешь?
- В чем дело, Петр? - тревожно спросил Охотник, игнорируя Луку.
Петр не ответил. Он молча отвязал лошадь и, держа ее за повод, вывел на дорогу. Иоанн и Лука последовали его примеру.
Охотник вышел из зарослей последним.
- Да, брат, удружил ты нам, ничего не скажешь! - покачал головой Иоанн, видя, что Петр не хочет говорить. - Графиня-то, оказывается, никакой не вампир! А мы, как дурни, мчались сюда, тыкали в нее распятием и готовы уже были пустить в дело осиновые колья... - Она дотронулась до креста? - быстро спросил Охотник.
- Разумеется! И совершенно спокойно. Мало того, она все поняла. Поняла, что мы ее подозреваем и посмеялась над нами. Петр сильно разозлился.
- Да ничего я не разозлился! - досадливо сказал Петр. - Просто нехорошо получилось. Наверняка теперь графиня нажалуется королю, а тот отчитает его преосвященство. И, конечно же, это выльется в большой скандал.
- Еще бы! - подхватил Лука. - Я ведь говорил, я предупреждал... Да что я еще перед отъездом из Столицы сам отец Люцер приказывал нам: не предпринимать никаких действий, не посовещавшись с ним. А мы, вместо того чтобы все осторожненько разведать, наслушались всяких бредней и заявились в замок чуть ли не оружием в руках!
- Да, дали мы маху!
Иоанн сел на лошадь.
Петр, Лука и Охотник продолжали топтаться в нерешительности. Охотник все еще не мог осознать свою ошибку, Лука рад был вылить всю накопившуюся досаду, а Петр просто не знал, что же делать дальше.
- Да, вы, наверное, правы, - признался наконец Охотник. - Я только что видел Марию, и она сказала мне, что ничего с ними не случилось, что привез их в замок графский воевода. Просто у меня оставались подозрения насчет графини. Теперь я вижу - Мария была права... Я слишком долго находился в окружении зла. Так долго, что сам поддался его влиянию.
- Надо было послушать мнение других, прежде чем на рожон лезть! воскликнул Лука. - И вообще, я не понимаю тебя, Петр... Пусть он заблуждался, - Лука указал на Охотника, - но ты! Как ты мог его послушать, зная о приказе, данном нам отцом Люцером? Ведь тебе, руководителю отряда, а не нам придется отвечать перед ним!
- Знаю.
- Погодите, я все еще не пойму одного момента, - вспомнил Охотник. Почему люди графини ничего не сообщили родственникам тех девушек, которых они забрали в замок?
- Да что тут непонятного! - зло сказал Иоанн. - Плевать им на это! Плевать на волнения, на слезы, плевать им даже на смерть! Они ведь только себя считают людьми, а все остальное для них - мусор, отребье, пригодное только для выполнения их собственных прихотей... Станут они еще утруждать себя беспокойством о мусоре!
- Каждому свое место... - заметил Лука. - Если есть господин, то всегда найдется и слуга. И необязательно его принуждать служить, ведь не все желают быть владыками, многим достаточно и малого. Их просто устраивает роль слуг. А слуги всегда были, и всегда будут. Потому что нужны.
Иоанн резко осадил нетерпеливо переминавшегося коня.
- Человек был создан не для того, чтобы стать слугой. И уж тем более не для того, чтобы быть рабом.
- Кто говорит о рабах? Рабов давно уже нет. Вернее, давно нет рабов физических. Остались только рабы духовные. Этих не освободишь никакими способами - их просто не от чего освобождать. Их оковы не на ноги, не на руки надеты. Они на душу надеты. Они крепче железа и стали, эти оковы. Только разрушив тело можно освободить рабский дух. Да вот надо ли?
- Нет, не надо, - сказал Петр. - Не надо ничего разрушать. Разрушить легко, труднее создать. А еще труднее объяснить. Объяснить рабу, что он раб. Глупому - что он глупец. Убежденному - что он ошибается. Объяснить тому, кто верит в иллюзию, что он на ложном пути. Надо просто сделать так, чтобы не было необходимости в рабах. Чтобы ложь и ненависть были не нужны. Не надо пытаться избавиться от господ, а лучше просто сделать так, чтобы не было слуг.
ГЛАВА 20
Оказалось, что количество запросов чуть ли не вчетверо уступает количеству желающих стать фрейлинами. Из пятидесяти шести девушек только семнадцать могли получить работу, для остальных же мест не было.
Когда графиня сообщила это собравшимся в большой зале девушкам, в их рядах возникло замешательство. Открыто роптать ник- то, конечно, не посмел, но недовольство и недоумение прямо-таки повисли в воздухе, и не заметить их было невозможно.
- Вы, вероятно, удивлены, зачем я пригласила в замок всех вас, вместо того, чтобы вызвать только нужное количество, не так ли? - спросила графиня и, не дожидаясь ответа, продолжала. - Так вот, поступив так, мне пришлось бы взять в свои руки чужие функции. Функции, присущие Судьбе. А я этого не хочу. Я не вправе решать, кто лучше, кто хуже, кто достоин, а кто нет. Пусть за меня решит жребий.
Графиня указала на стоящего рядом слугу с вазой красного стекла в руках. Ваза была заполнена нарезанной бумагой, свернутой в маленькие конверты. Второй слуга держал в руках пустой поднос.
- Здесь пятьдесят шесть бумажек. На каждой из них написано имя. Сейчас кто-нибудь из вас вытянет из вазы семнадцать конвертов. Те, чьи имена будут на этих бумажках, займут семнадцать требуемых мест, остальным же придется подождать еще какое-то время, пока не наберется нужное число запросов. Вы согласны с таким решением?
Послышались голоса одобрения.
- Значит, согласны... Ну что ж, кто хочет взять на себя ответственность за выбор?
Марта смело шагнула вперед.
- Можно мне, ваше высочество?
- Конечно. Отбирай поочередно семнадцать конвертов и клади их на поднос. Разворачивать и читать будем потом.
Марта опустила руку в вазу, перемешала конверты и принялась извлекать их, считая вслух.
- Один, два, три, четыре, пять, шесть...
Остальные девушки следили за ее действиями, затаив дыхание. Каждая надеялась, что повезет именно ей.
Как странно, подумала Мария. Моя судьба не зависит от меня. И даже от моей подруги, вытягивающей конверты. Рукой Марты управляет Случай. Капризный и непредсказуемый Случай. Наше волнение не трогает его, он его не замечает. Что ему до наших волнений, наших тревог! Ему безразлично, что своим выбором он определяет наши судьбы.
А может это не он решает? Может быть Бог решает? В зависимости от наших заслуг или прегрешений он дарует нам вознаграждение или наказание. Нет-нет, так быть не может! Всепрощающий Бог не может карать! Он не карает и не милует. Он просто смотрит на нас. Смотрит на нас взглядом с креста. В этом взгляде и страдание, и сожаление, и сочувствие. Быть богом - значит сочувствовать. Быть богом - значит любить. Быть богом - значит не быть равнодушным. Бог смотрит на нас. Он ждет нас.