ПРЕДИСЛОВИЕ
Труд Флоринды Доннер имеет для меня особое значение. Он, фактически, находится в согласии с моей собственной работой, но в то же время несколько отходит от нее. Флоринда Доннер — мой соратник. Мы оба вовлечены в одно и то же занятие; мы оба принадлежим миру дона Хуана Матуса. Отличие происходит из-за того, что она женщина. В мире дона Хуана мужчины и женщины идут в одном направлении, одним и тем же путем воина, но по противоположным краям дороги. Поэтому взгляды на одни и те же феномены получены с этих двух позиций и разнятся в деталях, но не в целом.
Такая близость к Флоринде Доннер при любых других обстоятельствах могла бы неизбежно породить скорее чувство верности, чем безжалостной проверки. Но по предпосылкам пути воина, которым мы оба следуем, верность выражается только в терминах требования чего-то лучшего для себя. Для нас лучшее означает полную проверку всего того, что мы делаем.
Следуя учению дона Хуана, я предпринял безжалостную проверку работы Флоринды Доннер. И нашел, что для меня здесь имеется три различных уровня, три четкие сферы ее оценки.
Во-первых — это богатые подробности ее описания и повествования. По-моему, эти детали этнографичны. Мелочи повседневной жизни, заурядные для культурного окружения описанных персонажей, представляют собой нечто совершенно нам неизвестное.
Во-вторых — все сделано очень изящно. Я рискну сказать, что этнограф должен быть еще и писателем. Для того чтобы ввести нас в этнографическое описание мира, этнограф должен быть более чем социальным ученым — он должен быть артистом.
Третьим является честность, простота и прямолинейность работы. И здесь я, без сомнения, очень требователен. Флоринда Доннер и я сформированы одними и теми же силами, поэтому ее труд подчинен общей модели устремления к совершенству. Дон Хуан учил, что наш труд должен быть полным отражением наших жизней.
Я не в силах выразить чувство восхищения и уважения воина к Флоринде Доннер, той, кто в одиночестве, имея мизерный шанс, сохранила свое душевное равновесие, осталась верным последователем пути воина и учения дона Хуана.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
В доиспанские времена штат Миранда в северо-восточной Венесуэле был населен индейскими племенами карибов и кипарикотов. В колониальную эпоху здесь появились две другие расовые и культурные группы: испанские колонизаторы и африканские рабы, которых испанцы принуждали работать на своих плантациях и рудниках.
Потомки этих индейцев, испанцев и африканцев образовали смешанное население, которое в настоящее время живет в мелких деревушках, селениях и городах, разбросанных в прибрежной и материковой зоне.
Некоторые города штата Миранда известны своими травниками и знахарями, многие из которых были спиритами, медиумами и колдунами.
В середине семидесятых я приехала в Миранду. Будучи в то время студенткой-антропологом и интересуясь знахарством, я работала с женщиной-знахаркой. Учитывая ее просьбу оставаться неизвестной, я назову ее Мерседес Перальтой, а город — Курминой.
С разрешения знахарки, так четко и точно, как только могла, я записывала в свой полевой блокнот все, что касалось моих отношений с ней, начиная с момента моего прихода в ее дом. Мной записано несколько историй, рассказанных некоторыми из ее пациентов. Поэтому настоящая работа состоит из частей моего полевого блокнота и рассказов ее пациентов, причем материал подбирала лично Мерседес Перальта. Части, взятые из дневника, написаны от первого лица. Рассказы пациентов приведены в третьем лице. Единственной вольностью в обращении с материалом стало изменение имен и личных дат персонажей рассказов.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Все началось для меня с трансцендентального события, события, которое сформировало курс моей жизни. Я встретилась с нагвалем, индейцем из северной Мексики.
Словарь Испанской Королевской Академии определяет термин нагваль, как испанскую адаптацию слова нахуатль, которое означает колдуна или мага на языке аборигенов Мексики.
До сих пор в современной Мексике существуют традиционные истории о нагвале, человеке древних времен, обладающем необычайными силами, способном выполнять действия, которые не поддаются воображению. Однако в настоящее время и в городе, и на селе нагваль считается чистой легендой. Впечатление такое, что они живут лишь в народных сказаниях, в мире фантазии и слухов.