— Иди и принеси мой жакет. Ветер дует как раз с тех холмов, где живут твои родители. — Она встала и, опираясь на мою руку, прошла во двор. — Сегодня Канделярия удивлена тобой, — по секрету сообщила она мне. — У нее полным-полно восхитительных причуд. Если бы ты знала хотя бы половину из них, ты, вероятно, упала бы в обморок от потрясения. — Донья Мерседес засмеялась легко, как ребенок, скрывающий чей-то секрет.
IX
Смех, хриплые голоса и звуки музыки из игрального автомата вырывались из небольших ресторанов и баров, которые в ряд выстроились на улице, ведущей из Курмины. За газовой станцией на обочинах дороги появились крупные деревья. Переплетая свои ветви в форме арок, она создавали неестественную картину, возможную, казалось бы, только во сне.
Мы проезжали мимо одиноких лачуг, сделанных из тростника и обмазанных илом. Все она имели узкую дверь, несколько окон и соломенную крышу. Некоторые из них были побелены, другие сохраняли грязно-песочный цвет. Под крышами в непригодных более горшках и консервных банках висели цветы, большей частью герань. Величавые деревья, пылающие золотым и кроваво-красным цветением, затемняли тщательно убранные дворы, где женщины или стирали белье в пластмассовых тазах, или развешивали его на кустах для просушки. Некоторые приветствовали нас улыбками, другие — еле заметным кивком головы. Дважды мы останавливались у придорожных лотков, где дети продавали овощи и фрукты со своих огородов.
Канделярия, усевшись на заднем сиденьи моего джипа, указывала мне направление. Мы проехали скопление хижин на окраине небольшого городка и через минуту очутились в полосе тумана. Он был так плотен, что я едва могла видеть конец капота машины.
— О Господи, — начала молиться Канделярия. — Спустись и помоги нам выбраться из этого дьявольского тумана. Прошу тебя, Святая Мария, Матерь Божья, приди и защити нас. Блаженный Святой Антоний, Милосердная Святая Тереза, Божественный Дух Святой, спешите к нам на помощь.
- Лучше брось это, Канделярия, — вмешалась донья Мерседес. — Что если святые на самом деле услышат тебя и ответят на твою мольбу? Как мы разместим их всех в этой машине?
Канделярия рассмеялась и тут же запела песню. Снова и снова она повторяла несколько первых фраз арии из итальянской оперы.
- Тебе нравится? — спросила она меня, поймав в зеркале заднего вида мой удивленный взгляд. — Этому меня научил мой отец. Ему нравится опера, и он учил меня ариям Верди, Пуччини и прочих.
Я взглянула на донью Мерседес, ища подтверждения, но она спала, откинувшись на сиденьи.
- Это правда, — настаивала Канделярия, затем она пропела еще несколько строк арии из другой оперы.
- Как, ты их знаешь? — спросила она после того, как я правильно угадала названия опер, отрывки из которых она напевала. — Твой папа тоже был итальянцем?
- Нет, — засмеялась я. — Он немец. На самом деле я ничего не смыслю в опере, — призналась я. — Единственное, что в меня пытались вдолбить — это то, что Бетховен почти полубог. Каждое воскресенье, покуда я жила дома, мой отец играл симфонии Бетховена.
Туман поднялся так же быстро, как и появился, открывая цепь за цепью голубоватые горные пики. Казалось, что они протянулись в бесконечность поперек пустоты воздуха и света. Следуя указаниям Канделярии, я свернула на узкую грунтовую дорогу, ширины которой едва хватало для моего джипа.
- Это здесь, — взволнованно закричала она, указывая на двухэтажный дом в конце улочки. Побеленные стены пожелтели от возраста, а красная черепица посерела и обросла мхом. Я остановилась, и мы вышли из машины.
В окне второго этажа показался старик, одетый в потертую майку. Он махнул нам рукой, затем исчез, и его громкий возбужденный голос зазвенел в тишине дома:
- Рорэма! Ведьмы прикатили!
Едва мы дошли до парадной двери, как маленькая морщинистая женщина выбежала приветствовать нас. Улыбаясь, она обняла Канделярию, а затем и донью Мерседес.
- Это моя мать, — гордо сказала Канделярия. — Ее зовут Рорэма.
После некоторых колебаний Рорэма обняла и меня. Она была одета в длинное черное платье. Удивительны были ее черные густые волосы и блестящие глаза птицы. Она провела нас через темный вестибюль, где неяркий огонек освещал образ Святого Джозефа, и, сияя от удовольствия, пригласила следовать за ней на широкую галерею, окружавшую внутреннее патио. Лимонные деревья бросали приятную тень в открытую гостиную и просторную кухню.
Мерседес Перальта шепнула что-то Рорэме и пошла по коридору в заднюю часть дома.
На миг я нерешительно остановилась, затем вместе с Канделярией и ее матерью поднялась по каменной лестнице на второй этаж, пройдя ряд спален, выходящих на широкий балкон, который протянулся на всю длину патио.