- Пойдем готовить обед, — предложил Гвидо Микони, спускаясь по ступенькам.
Мы с Канделярией последовали за ним. Внезапно он повернулся ко мне лицом.
- Мерседес Перальта права, — сказал он, затем склонил голову и пристально осмотрел пятнистую тень от агавы, отпечатанную солнцем на кирпичах патио. Некоторое время он стоял, встряхивая головой, словно не знал, что ему говорить и что делать дальше. Он вновь взглянул на меня и, слабо улыбнувшись, начал расхаживать по патио, его руки слегка задевали цветы и листву, его взгляд был рассеян.
- Это необычная история, — обратился он ко мне взволнованным голосом, в котором явно чувствовался его итальянский акцент. — Канделярия говорит, что донья Мерседес хочет, чтобы я рассказал тебе ее. Ты же знаешь, что тебе здесь рады. Я надеюсь, ты будешь приезжать к нам почаще и мы сможем беседовать друг с другом.
Я была в полном недоумении. Надеясь получить какое-нибудь объяснение, я взглянула на Канделярию.
- Мне кажется, я знаю, что хочет сделать с тобой донья Мерседес, — сказала Канделярия. Взяв мою руку, она повела меня на кухню. — Ее судьба похожа на твою, но она не может передать тебе свою тень, так как она предназначена для одного человека и будет отдана мне.
- О чем ты говоришь? — спросила я.
- Я ведьма, — ответила она, — и я иду по стопам доньи Мерседес. Лишь следуя по стопам духовного наставника-целителя, ты сможешь стать целительницей сама. Это — то, что называют соединением, звеном. Донья Мерседес уже говорила тебе, что ведьмы называют это тенью.
- Тени истинны для всех, — продолжала она, — и здесь бывает только один наследник, тот, кто получает реальное знание. Виктор Джулио имел реальное знание об умерщвлении собак и невольно передал его по цепочке Октавио Канту. Поэтому я говорю тебе, что Октавио слишком долго просидел в тени Виктора Джулио и что донья Мерседес передаст мне свою тень. Позволяя обычным людям рассказывать тебе свои истории, она пытается подставить тебя на мгновение под тень всех этих людей, так чтобы ты почувствовала, как вертится колесо случая и как ведьмы помогают этому колесу вращаться.
Я безуспешно пыталась объяснить ей, что ее заявления ввергли меня в глубочайшее замешательство. Она смотрела на меня светлым доверчивым взглядом.
- Когда в дело вмешивается ведьма, мы говорим, что это тень ведьмы вращает колесо случая, — задумчиво сказала она, затем секунду помолчав, добавила: — История моего отца подойдет тебе, но я не хочу быть с вами, когда он начнет рассказывать тебе ее. Он стесняется меня, поэтому я могу помешать. — Она обернулась к своему отцу и засмеялась. Ее смех, как хрустальный взрыв, закружился эхом по всему дому.
* * *
Проведя ночь без сна, Гвидо Микони сел на кровать и задумался, скоро ли кончится ночь и сколько еще продлится безмятежный сон Рорэмы. На его лице промелькнуло озабоченное выражение, когда он окинул взглядом ее голое тело, темное на фоне белой простыни, ее лицо, скрытое под спутанной массой черных волбс. Он нежно убрал волосы. Она улыбалась. Ее глаза слегка приоткрылись, блеснув между густых коротких ресниц, но она не проснулась.
Стараясь не разбудить ее, Гвидо Микони поднялся и выглянул в окно. Почти рассвело. В ответ на пение пьяницы, бредущего по улице, в соседнем дворе залаяла собака. Затем шаги и пение удалились и затихли. Собака заснула.
Гвидо Микони отошел от окна и, присев, достал из-под кровати небольшой чемодан, который там прятал. Ключом, который носил на цепочке на шее вместе с медальоном Девы Марии, он открыл замок и нашарил широкую кожаную сумку, засунутую между сложенной одеждой. Странное чувство, почти предчувствие поколебало его на миг. Он не стал завязывать сумку вокруг талии, как думал раньше. Вместо этого он вытащил из нее тяжелый золотой браслет и, положив его на подушку рядом с Рорэмой, засунул сумку обратно в чемодан.
Он плотно закрыл глаза. Его ум вернул назад тот день, когда он, прельщенный возможностью хорошо заработать, иммигрировал в Венесуэлу, почти двадцать лет назад. Тогда ему было всего двадцать шесть. Уверенный, что жена н двое детей вскоре присоединятся к нему, первые несколько лет он оставался в Каракасе. Откладывая деньги, он жил в дешевых гостиницах, поближе к строительным объектам, на которых работал. Каждый месяц он посылал часть своих сбережений домой.
Несколько лет спустя он наконец понял, что его жена сюда не приедет. Он уехал из Каракаса и стал работать на периферии. Письма из дома доходили до него все реже н реже, а затем перестали приходить вообще. Он перестал отсылать деньги и, по примеру многих своих товарищей, начал откладывать жалование и скупать драгоценности. Ему хотелось вернуться в Италию богатым.