- Она закрыла лицо руками и добавила: — Августин никогда не болел. Я хотела оставить его в Ипаири на произвол судьбы. Тогда бы его смерть не была на моей совести.
- Давай я поговорю с той женщиной, о которой я тебе рассказывал, — сказал мужчина. Его голос звучал тихо, но убедительно. — Я знаю, что она возьмет его.
Потом мужчина долго рассказывал о своей работе в фармацевтической лаборатории. Он работал на складе и был в хороших отношениях с хозяином. Он был уверен, что ему без труда удастся получить аванс.
- И мы вдвоем уедем в Каракас, — шептал мужчина матери.
Он поднялся и оделся. — Жди меня около лаборатории. Я выйду в пять часов. К тому времени все будет устроено.
Августин подполз к сухой корке, лежавшей на земле. Нетвердой походкой он прошел через комнату и шагнул туда, что когда-то считалось двором. Он направился к своему любимому месту, к сучковатой акации, которая нависала над ущельем. Он сел на землю, вытягивая ноги. Его голая спина касалась части осыпавшейся низкой стены, которая окружала площадку.
Костлявый, болезненный на вид кот, следовавший за ним всю дорогу из Ипаири, потерся своей грязной шерстью об его бедро. Августин дал ему маленький кусочек корки и подтолкнул кота к ящерицам, снующим сквозь щели глинобитной стены. Он мог бы и не делиться с ним едой. Малыш не в силах был утолить свой неумолимый голод, голод, который наполнял его дни и ночи снами о пище. Он задремал со вздохом на губах.
Напуганный порывом ветра, мальчик проснулся. Сухие листья закружились вокруг него. Листва взмыла в воздух и коричневым шуршащим водоворотом опустилась в ущелье. Он слышал журчание ручья внизу. Когда шел дождь, мелкий ручей разрастался в бурный поток, несущий на волнах деревья и мертвый скот из горных деревень.
Августин поднял голову и оглядел безмолвные холмы вокруг себя. Вдали редкий столб дыма уходил в небо, сливаясь с бегущими облаками. Наверно, там протестантская миссия, подумал он. Или, возможно, дым шел из дома той женщины, которая не боялась взять его к себе. Он положил щеку на маленькую костлявую руку. Около его открытого рта кружились мухи. Он сжал пересохшие губы, раскинул ноги и пописал. Как ему хотелось есть. Засыпая, он чувствовал внутри себя отвратительную ноющую боль.
Августин проснулся, когда солнце стояло в зените. Кот был рядом, пожирая крупную ящерицу. Он подполз к животному. Злобно фыркая, кот сжимал в своих лапах полусъеденную рептилию. Августин пнул кота в живот, схватил скользкие белые внутренности и проглотил их. Он оглянулся и увидел, как его мать с ужасом наблюдает за ним.
— Святая Дева! — всхлипнула она. — Он не человек! — Она перекрестилась. — И он даже не отравится. — Она вновь осенила себя крестом и, сложив молитвенно руки, прошептала: — Святой Отец! Избавь меня от этого чудовища. Дай ему умереть обычной смертью, чтобы совесть моя больше не мучила меня. — Она вбежала в дом, опустилась на матрас и вытащила свое единственное платье. Она прижала его к себе, нежно расправляя складки, затем Несколько раз встряхнула его и осторожно разложила на матрасе.
Августин с любопытством наблюдал, как она разводит огонь в кухонной яме.
Чуть слышно напевая, она принесла кофе и куски сахарного ба тона, который хранила в ящике, прибитом высоко на стене. Ему страшно захотелось съесть хотя бы кусочек этого лакомства. Он попытался встать, но, подкошенный тошнотой, присел на землю. Его вырвало непережеванными кусками ящерицы. Соленые слезы покатились по впалым щекам. Он пытался зажать рот рукой, но пена и желчь струей рвались из его дрожащих губ. Малыш вытер рот и подбородок. С болезненным стоном он вновь хотел выпрямиться, но повалился на землю.
Шум, идущий из ущелья, поглотил его мягкой вуалью. Когда запах кофе ударил ему в ноздри и он услышал, как мать кричит ему, что сделала для него сладкий кофе, он знал, что уже спит. Его сухие губы скривились в гримасе. Он хотел улыбнуться, услышав ее смех, который был ему когда-то так хорошо знаком. Ему стало интересно, наденет ли она платье и поедет ли на встречу с мужчиной из лаборатории.
Августин открыл глаза. На земле рядом с ним стояла маленькая жестянка, наполненная кофе. Боясь, что увиденное исчезнет, он схватил банку и прижал ее к своему рту. Не обращая внимания на жгучую боль на губах и языке, он маленькими глотками пил крепкое и очень сладкое варево. В голове прояснилось, а тошнота утихла.