- Не подходи близко к беременным женщинам. Они нейтрализуют эффект противоядия, — предупредила она.
Он непонимающе посмотрел на нее и прошептал, что не знает никаких беременных женщин.
По-видимому удовлетворенная его заявлением, Мерседес Перальта повернулась к алтарю, расставила семь свечей вокруг статуи Святого Джона и зажгла их. В молчании она смотрела на мерцающие языки пламени, затем внезапно рывком откинула голову и прочла странно диссонирующую литанию. Слова перешли в крик, который то нарастал, то затихал вслед за ее дыханием. Это был нечеловеческий плач. Он заставил вибрировать стены, пламя свечей задрожало. Звук наполнил комнату, дом и все вокруг, словно был предназначен какой-то далекой силе.
Федерико смутно ощущал движение в другой комнате. День и ночь сплетались друг с другом. Он лежал в бреду. Его знобило или бросало в жар. Когда бы он ни открывал глаза, над ним всегда было лицо целительницы. В темноте красные камни ее сережек сверкали еще одной парой глаз. Тихим мелодичным голосом она отгоняла его галлюцинации, она отождествлялась с этими неизвестными силами, приказывая ему бороться с ними.
Позже она обмывала его пропотевшее тело и массировала до тех пор, пока кожа вновь не остывала. Бывали моменты, когда Федерико чувствовал в комнате еще чье-то присутствие. Другие руки, большие и сильные, но такие же нежные, как у целительницы, покачивали его голову, пока она подгоняла его резким тоном пить тошнотворное зелье, которое она подносила к его губам.
Утром она принесла ему завтрак из риса и овощей, за ней шел юноша, держа в руках гитару.
- Я Элио, — представился он. Заиграв на гитаре, Элио начал петь забавную песенку, в которой говорилось о событиях схватки Федерико с ядом. Элио рассказал ему, что в тот день, когда медсестра из аптеки привела его в дом матери, он ушел на холмы со своим мачете и убил мачагву, которая укусила Федерико. Если бы змея осталась живой, зелье и заклинания были бы бесполезны.
Однажды утром, заметив, что лиловая опухоль опала, Федерико достал свою выстиранную одежду. Горя желанием проверить силы, он вышел во двор, где нашел целительницу. Она склонилась над тазом с розмариновой водой. Он молча наблюдал, как она моет руки в фиолетовой жидкости.
Улыбаясь, она взглянула на него.
- Это бережет мои волосы от седины, — объяснила она, проведя несколько раз пальцами по своим кудрям.
Обезумев от наплыва желания, нахлынувшего на него, он подошел к ней. Ему очень хотелось поцеловать капельки воды, сбегавшие по ее лицу и шее. Его не волновало, что она, возможно, стара, как и его мать. Для негр она была без возраста. О, какой таинственный соблазн!
- Ты вернула мне жизнь, — шептал он, прикасаясь к ее лицу. Его пальцы задержались на ее щеках, ее полных губах, ее теплой гладкой шее.
- Наверное, ты добавила любовное зелье в тот мерзкий отвар, который я вынужден был пить каждый день.
Она взглянула ему прямо в лицо, но ничего не ответила. Боясь обидеть ее, он зашептал извинения.
Она встряхнула головой, в ее горле заклокотал низкий дребезжащий смех. Он никогда не слышал такого звука. Она захохотала от всей души, словно ничего в мире не имело никакого значения.
- Ты можешь оставаться здесь, пока не силен, — сказала она, взъерошив его белокурые локоны. В ее прикрытых глазах был блеск насмешки, но там была и страсть.
Быстро пролетали месяцы. Целительница приняла его как своего любовника. Но она никогда не позволяла ему оставаться на всю ночь в ее комнате.
- Еще немного, — просил он каждый раз, лаская ее шелковистую кожу, страстно желая, чтобы на этот раз она подчинилась его требованиям. Но она выталкивала его в темноту и, смеясь, закрывала за ним дверь.
- Все будет по-твоему, если мы останемся любовниками три года, — успокаивала она его каждый раз.
Сезон дождей почти подошел к концу, и Федерико возобновил свои поездки на холмы. Элио сопровождал его, сначала для защиты, но вскоре он научился ловить и потрошить птиц. Никогда прежде Федерико не брал никого с собой. Несмотря на разницу в десять лет, они стали лучшими друзьями.
Федерико удивлялся, как легко Элио выдерживает долгие часы молчания, когда они ожидали птиц у ловушки, и тому, с каким наслаждением он бродит по холодным туманным вершинам, где их подстерегал и туман, и ветер. Ему часто хотелось рассказать Элио о капитане Медино, но он как-то не смел нарушить эту интимную и хрупкую тишину.