Луизито не удивился, увидев нас. А когда он угостил нас пышным обедом, я поняла, что донья Мерседес устроила все заранее.
Мы гостили у них допоздна. Это была незабываемая ночь. Я никогда не видела донью Мерседес в таком прекрасном настроении. Ее безупречное умение подражать людям, которых мы прекрасно знали по Курмине, ее бесчисленные смешные истории, ее талант в их драматизации, ее бесстыдное преувеличение превращали анекдоты в незабываемые рассказы.
Незадолго перед полночью, отклонив приглашение Луизито остаться на ночь, Мерседес Перальта встала и обняла Клару и Луизито. Она приблизилась ко мне с распростертыми объятиями.
- Не обнимай меня так. Ты еще не простилась со мной. Я провожу тебя. — Я рассмеялась и вернула ей объятие.
Я потянулась к зажиганию. Вокруг ключа была намотана цепочка. Дрожащими пальцами я распутала ее. Это была длинная золотая цепочка с огромной медалью на ней.
- Ты лучше надень ее, — сказала донья Мерседес, взглянув на меня. — Это Святой Христофор, замечательный покровитель путешественников. — Вздох облегчения сорвался с моих губ, когда она села в машину. — Так ты будешь лучше защищена. Ведь прежде всего, ты путешественница, которая остановилась лишь на миг.
Мы не поехали в Курмину. Донья Мерседес направляла меня, указывая на какие-то улицы. Когда у меня появилось чувство, что мы движемся по кругу, она наконец приказала мне остановиться перед старым колониальным домом.
- Кто здесь живет? — спросила я.
- Здесь жили мои предки, — ответила она. — Эго был их дом. А я только лист этого громадного дерева. — Она посмотрела на меня так внимательно, словно отпечатывала мое лицо в глубине своих глаз. Склонясь поближе, она шепнула в мое ухо: — Ведьма, имея удачу и силу, вращает колесо случая. Силу можно растить и холить, но удачу нельзя заманить. Ее ничем не завлечь. Удача независима от колдовства и окружения людей. Она делает свой собственный выбор.
Донья Мерседес пробежала пальцами по моим волосам и добавила: — Вот почему она так привлекает ведьм.
Меня наполнило странное предчувствие. Я взглянула на нее вопросительно, но она потянулась к своей корзине и вытащила оттуда красновато-коричневый лист, по форме похожий на бабочку.
- Посмотри на него внимательно, — сказала она, передав мне лист. — Души моих предков приказали мне всегда носить с собой сухой лист. Я — этот лист, и мне хочется, чтобы ты забросила его в то окно. — Она указала на дом перед нами. — Когда ты бросишь его, прочти заклинание. Я хочу узнать, как сильны твои заклинания.
Желая ублажить ее, я осмотрела лист под разными углами, поворачивая его и так и эдак. Я обшарила взглядом все его внутренности, всю его поверхность.
- Он действительно красив, — признала я.
- Брось его в окно, — повторила она.
Я перелезла через чугунную решетку, оттолкнула в сторону тяжелую портьеру и, когда заклинания полились из меня, бросила лист внутрь. Вместо того, чтобы упасть на пол, лист взлетел в верхний угол, к потолку. Это был уже не лист, а огромный мотылек. Я спрыгнула в тревоге на землю.
Мерседес Перальты в джипе не было. Уверенная, что она вошла в дом, я тихо постучала в дверь. Она открылась. «Донья Мерседес», — шепнула я и шагнула внутрь.
Дом, постройки вокруг патио и темные коридоры напоминали молчаливый темный монастырь. С черной крыши свисали длинные кровельные желоба, и металлические кольца болтались в старых, торчащих гнездах.
Я вышла на центр патио, к плакучей иве, окутанной туманом. Крошечные серебряные капли росы на ее листьях, словно призрачные бусы, беззвучно скользили в фонтан. Порыв ветра встряхнул иву, забросав меня сухими листьями. Охваченная необъяснимым ужасом, я выбежала на улицу.
Усевшись в джип, я решила обождать Мерседес Перальту. Под сиденьем что-то было. Я нашла там пачку с записями, нащупала фотоаппарат и кассеты.
Я осмотрелась озадаченно. Ничего, кроме одежды, в машине не должно было быть. К моему полному удивлению, на заднем сиденье я обнаружила пакет. В нем были мои дневники и ленты. К пакету была приклеена неподписанная записка. Я узнала четкий почерк Канделярии. «Прощание ведьмы — как пыль на дороге, оно прилипает, если пытаешься отбросить его прочь».
ЭПИЛОГ
Я вернулась в Лос-Анджелес, а потом уехала в Мексику к Флоринде. Выслушав подробное изложение моих приключений, она подчеркнула необычность и необъяснимость того, что моя жизнь в мире доньи Мерседес началась с ее собственной записки, а кончилась запиской Канделярии.