– Петра, – сказал Питер, – ты права. Я всем обязан тебе и Бобу. Но так или иначе – что бы ты ни думала обо мне или о должности Гегемона, я занимаю этот пост и пытаюсь воспользоваться им, чтобы избежать еще одной кровопролитной войны.
– Ты пытаешься превратить его в пост мирового диктатора. Если, конечно, не сумеешь придумать, как распространить свое влияние на колонии и стать диктатором обозримой вселенной.
– На самом деле у нас пока нет никаких колоний, – возразил Питер. – Корабли все еще в пути и будут лететь до самой нашей смерти. Но когда они прибудут на место, мне бы хотелось, чтобы их сообщение по ансиблю получила Земля, объединившаяся под общим демократическим правлением.
– Что-то я упустила насчет демократии, – заметила Петра. – Кто тебя выбирал?
– Поскольку у меня нет ни над кем реальной власти, какое имеет значение, что у меня нет законных полномочий?
– Ты ведешь себя как профессиональный спорщик, – сказала она. – У тебя даже идей никаких нет – хватает умно звучащих опровержений.
– А ты ведешь себя как девятилетняя девочка, – парировал Питер. – Суешь пальцы в уши и твердишь «ла-ла-ла» и «сам такой».
Судя по виду Петры, ей очень хотелось дать ему пощечину. Но вместо этого она сунула пальцы в уши и проговорила:
– Сам такой. Ла-ла-ла.
Питер даже не рассмеялся, лишь протянул руку, намереваясь отвести ее палец от уха, но она развернулась и пнула его с такой силой, что ему показалось, будто у него треснуло запястье. Пошатнувшись, он споткнулся об угол гостиничной кровати и с размаху уселся на пол.
– Вот тебе и Гегемон Земли, – заявила Петра.
– Где твой фотоаппарат? Не хочешь, чтобы все узнали?
– Если мне захочется тебя уничтожить – будешь уничтожен.
– Петра, я не посылал Боба в комплекс. Он пошел сам.
– Ты ему позволил.
– Да, и в любом случае оказался прав.
– Но ты не знал, останется ли он жив. Я была беременна его ребенком, а ты послал его на смерть.
– Боба никто никуда не может послать, – сказал Питер. – И ты это знаешь.
Развернувшись, Петра вышла из комнаты. Только пневматика помешала ей хлопнуть дверью.
И все же он успел заметить в ее глазах слезы.
Она не ненавидела Питера, хоть ей этого и хотелось. По-настоящему же ее злило то, что ее муж умирает, но она согласилась на эту миссию, понимая, что та крайне важна – если все получится. Но ничего не получалось. И вероятно, уже не могло получиться.
Питер об этом знал. Но он также знал, что должен поговорить с халифом Алаем, и чтобы добиться хоть какого-то результата, сделать это следовало прямо сейчас. Он был бы рад не подвергать риску авторитет Гегемона, но чем дольше они тянули, тем выше была вероятность, что разойдутся слухи о его поездке в Дамаск. И если затем последует категорический отказ Алая, Питер будет публично унижен, а пост Гегемона во многом утратит свою значимость.
Так что Петра была явно не права. Если бы его волновал лишь собственный авторитет, его бы тут не было. И ей вполне хватало ума, чтобы это понять. В конце концов, она ведь попала в Боевую школу и была единственной девушкой в джише Эндера. А значит, превосходила Питера, по крайней мере, в области стратегии и руководства. Наверняка она понимала, что он ставит желание предотвратить кровопролитную войну выше собственной карьеры.
Едва Питер об этом подумал, он буквально услышал у себя в голове ее голос: «О, как же прекрасно и благородно с твоей стороны – поставить жизни сотен тысяч солдат выше собственного незабываемого места в истории! Думаешь, тебя за это наградят?» Или она могла сказать: «Единственная причина, по которой я здесь, – чтобы тебе не пришлось ничем рисковать». Или: «Ты всегда был готов идти на риск – когда ставки достаточно высоки и твоей жизни ничто не угрожает».
«Здо́рово, Питер, – подумал он. – Ты способен продолжать с ней спорить, даже когда ее нет рядом».
Как только Боб ее терпит? Наверняка она относится к нему совсем иначе.
Нет. Невозможно представить, что злость можно включать и выключать по желанию. Бобу наверняка была знакома эта сторона ее характера. И тем не менее он оставался с ней.
И Боб любил ее. Интересно, подумал Питер, что бы чувствовал он сам, если бы Петра смотрела на него так же, как на Боба? Но он тут же поправился: если бы какая-нибудь женщина смотрела на него так же, как Петра на Боба. Меньше всего ему хотелось, чтобы страдающая от безнадежной любви Петра строила ему глазки.
Зазвонил телефон.
Убедившись, что говорит с «Питером Джонсом», голос в трубке сказал:
– В пять утра будьте внизу у северного выхода из вестибюля.