Такою была глубина ее тоски, что даже омерзение к Паулю скрылось под этой толщей. Аланис подумала о поцелуе с ним и не ощутила тошноты. Теперь она смогла бы зайти к нему в каюту и утешить. Получить первокровь, завладеть Перстом… Но в этом больше не виделось смысла. Пауль не зря напомнил ей о Вечности. Этот Предмет — абсолютный щит, никакое орудие не пробьет его, даже Перст Вильгельма. Аланис никак не одолеет Пауля. А вот он может сделать с нею нечто гораздо хуже смерти. Абсолютная неподвижность и вечная тьма… Аланис содрогалась от одной мысли.
Несколько раз она ловила на себе взгляд Пауля — не похотливый, но и не ледяной, какой-то до странности человечный. Однажды Пауль заговорил с нею:
— Красивое озеро, правда?
— Да, командир, — солгала она.
Дымная Даль была чересчур спокойной на ее вкус и слишком часто покрывалась туманом.
— Ты хочешь чего-нибудь?
— Нет, — солгала она, — я всем довольна.
— Хочешь, верну тебе красоту?
Она удивилась: неужели уныние настолько меня портит? Достала пудреницу, посмотрела в зеркальце. Нет, печаль лишь обогатила ее черты, как прежде — боль.
— Я уже прекрасна, — сказала Аланис.
— Это правда… — выронил Пауль и ушел.
В другой раз он спросил ее:
— Чего грустишь?
— Никак нет, тебе показалось.
— Врешь. Что не так?
Аланис буркнула:
— Голова болит. Видимо, на погоду.
Пауль сказал:
— Не бойся, мы всех их победим.
— Мы?..
И тут она впервые за много недель пути задумалась: зачем я ему? Я опасна, от меня множество хлопот. Почему не прикончить?
Когда-то был договор: Кукловод обещал мне красоту, Пауль обещал доставить меня невредимой. Смешно и наивно! Он развеял заблуждения в первый же день, когда отрезал пальцы. Слово Пауля не значит ничего. Так зачем он сохранил мне жизнь?
Как герцогиня я не нужна, ведь Галлард на их стороне. Как заложница бесполезна — кто меня выкупит? В Надежде пригодилась как советчица, но это давно позади… Он влюбился? Чушь. Когда мог взять — оттолкнул и сбежал.
— Мы победим, — повторил Пауль. — Все будет хорошо.
Однажды Галлард с Лаурой прибыли в гости на судно Пауля.
Дядя сильно изменился со дня прошлой официальной встречи. Тогда он был во власти восторженного пафоса, сейчас — строг и деловит. Лаура с блокнотом и карандашом, очевидно, готовилась играть роль секретаря.
— Святой Пауль, прежде всего я хочу сообщить вам, что каждый день рассылаю голубей епископам и аббатам Праотеческой ветви. Благая весть о вашем прибытии разносится на птичьих крыльях по всему миру. Рассказы о вас скоро зазвучат в церквях и соборах, наполняя светлой радостью души прихожан.
Пауль состроил лицо, будто позировал для иконы.
— Благодарен вашему преосвященству. Требуется ли вам помощь?
— Нуждаюсь в советах, потому и пришел. Хочу согласовать с вами ряд богословских нюансов.
— Я к вашим услугам.
Лаура раскрыла блокнот и положила так, чтобы Галлард мог видеть список вопросов.
— Перво-наперво, — начал приарх, — как мне следует звать вас? Достаточно ли имени — Праотец Пауль?
Мерзавец будто ждал этого вопроса:
— Я — вестник богов, вождь Духов-Странников, носитель очищающего пламени и наставник праведных.
Когда Лаура записала все титулы, Пауль добавил:
— Впрочем, ваше преосвященство правы, для голубиной почты довольно имени — так короче.
Приарх перешел ко второму вопросу:
— Во всем ли вы согласны с учением прежних Праотцов? Требуются ли коррективы?
— Во всем, — кратко рубанул Пауль.
— Боги прислали вас в наш мир, чтобы…
— Очистить его от греха! Тьма сожри, вы погрязли в пороках! Семнадцать веков боги терпели эту дрянь, но теперь довольно!
Сверкая глазами, Пауль стукнул кулаком по столу. Лаура пугливо отшатнулась, Галлард сотворил спираль:
— Горькая правда в ваших словах, Праотец. Мир порочен, как никогда прежде. Ваше пришествие — спасение для нас.
— Так и запишите, — буркнул Пауль.
Лаура скрипела карандашом, а Галлард шел дальше по списку.
— Вы прибыли вместе с Семнадцатым Даром, но дали смертным себя узреть лишь недавно…
— Неправда! Виттор и Мартин, первые из достойных, узрели меня еще в ложе Дара.
— Почему вы скрывались от остальных?
Пауль изобразил грустную усмешку и погладил Аланис по спине.
— Моя женщина знает: я строг, но очень добр. Мое сердце полно сочувствия и болит всякий раз, когда страдают люди. Много лет я только наблюдал за Поларисом, втайне надеясь, что люди сами отринут грех. Я думал, земные владыки мирно приведут народ к праведной жизни, и мне не придется обнажать огненный меч. Но увы, надежды были тщетны.