От злобы комкая слова, Джоакин начал:
— Я пр-редлагаю свой план. С-сспустимся по веревкам ночью…
И вдруг послышался голос:
— На связи.
Все повернулись к лорду Мартину, он держал в руке Голос Бога, брошенный братом. Предмет ярко мерцал, голос шел изнутри.
— Дай сюда!
Виттор выхватил Предмет и выбежал в соседнюю комнату.
Все застыли в ожидании. Повисла тяжелая, гнетущая тишь. Стало слышно, как кто-то блюет внизу, во дворе.
Когда граф вернулся, на нем не было лица. Уронил Предмет на стол, бессильно шлепнулся в кресло.
— Пауль попал в штиль. Приплывет через пять дней.
Лед произнес с каким-то мрачным торжеством:
— Столько нам не выдержать.
Джоакин снова попытался:
— Милорды, мы можем устроить вылазку…
Никто не повернулся к нему, и Джо сбился с мысли.
Почесав густую бороду, граф Флеминг заговорил:
— «Позволь иному быть», — гласит заповедь. Нужно проявлять терпимость к чужим нравам и верованиям, но всему имеется предел. Давеча я узнал, что закатники генерала Хориса не брезгуют жрать мертвечину. Они даже сделали из трупоедства некий культ, отвратный по своей сути. Если колодец на Лысом холме может напоить только часть нашего войска, пусть этою частью будут рыцари-доброверы, а не поганые культисты.
Взгляд графа Виттора обрел остроту:
— Вы предлагаете… перебить закатников?
— Милорд, ваше чело озарено божьей благодатью. Вы были в ложе Семнадцатого Дара и получили власть над Священными Предметами. Не смею советовать вам, но говорю одно: если боги повелят уничтожить трупоедов, я сожалеть не стану.
Джоакин ощутил укол в самое сердце. Северяне — звери! И Флеминг такой же, хоть и на нашей стороне! Путевец не стал сдерживаться:
— Как можно убивать союзников? Резать своих, чтобы отнять питье?!
Граф Флеминг уважал Джоакина после того ночного боя. Сказал с почтением, однако удивленно:
— Сир Джоакин, подумайте о том, за кого вступаетесь. Это не люди, а пожиратели мертвечины, братья шакалов и червей.
— Он спит с одной из них, — отметил Виттор Шейланд. — Давно хотел спросить, сир Джоакин: ваша барышня кормила вас мяском?
Джо не вытерпел и опустил взгляд.
— Вкусно было, да?
— Вы ели из ее рук?.. — Флеминг чуть не поперхнулся. — Зная, что она такое, позволили ей готовить пищу?!
— Н-нет, — прокашлял Джоакин. — Я не знал… Это случайно…
Поддержка пришла с неожиданной стороны. Лед сухо сказал, обращаясь к двум графам:
— Трупоеды или нет, закатники бьются под нашими флагами. Нельзя ударить им в спину. Это против всех законов!
Флеминг дал ответ:
— Убить своими руками — действительно, против чести. Я предлагал иное: послать их в атаку. Трупоеды примут славную смерть на поле боя, что очистит их проклятые души. Враг понесет некоторые потери. А мы сохраним воду и сможем выдержать три дня. Всем — только польза.
Лед ответил с сомнением:
— Посылать солдат в бой без надежды на победу…
А граф Виттор встрепенулся:
— Напротив, господа: я всей душою надеюсь на закатников! Это испытание для них, пускай же пройдут его с честью! Наши союзники запятнали себя трупоедством. Чтобы вернуть наше доверие, они должны смыть позор кровью!
Лед возразил:
— Что бы вы ни сказали, они не пойдут в бой.
— По моему приказу — да, — согласился граф. — Но Хорису они верят, как отцу. Испытаем сначала его: призовем его в замок и оставим без воды. Пусть выберет: послать солдат на честный бой — или умереть от жажды.
— Не придет он. Хорис — тертый калач, заподозрит неладное.
— Придет, еще как придет!
Слушая их, Джоакин обретал уверенность. Граф Виттор — человек плана. Все у него должно быть наперед просчитано, отмерено и расчерчено, как выкройка у портного. Когда расчеты рушатся, Шейланд выходит из себя. Но стоит наметиться новому плану, граф тут же возвращает самообладание. Если он заговорил так твердо, значит, все уже идет на лад.
— Уж поверьте, лорд Рихард, это отличная идея! Так и скажем Хорису: нам не нужны ни слабаки, ни трусы. Хотят закатники быть с нами — пусть докажут отвагу. Ночью пускай спустятся с холма и ринутся в атаку, словно тигры. Не жалея ни своей, ни чужой крови погонят когтей прочь. Не постоят за ценой ради великой победы! Вот тогда я поверю, что они достойны служить под моим флагом.
Граф Флеминг кивком выразил согласие. Мартин хищно осклабился. Джоакин тоже ощутил уверенность, хотя одна мыслишка продолжала его грызть:
— Милорд, почему вы говорите про испытание? Разве это не обман? Все же затеяно ради воды…
Улыбаясь, Виттор Шейланд подошел к Джоакину, снисходительно потрепал по плечу.