— О чем и речь! А нам разве легче? Думаешь: Мартин с Виттором лорды, их уважают… Хрена лысого! Нам тоже в морду плевали с самого детства. Если б не Персты, нас бы давно растоптали. Мне тоже душа болит, когда иду против заповеди. Но нельзя же иначе!
Джоакину как гора упала с плеч. Он хлебнул, задрав повыше подбородок.
— И Первую Зиму нельзя не брать, верно?
— Ясное дело! Там же самое логово. Это как змеи: вечно будут плодиться, пока не найдешь и не сожжешь кубло. Да, много людей помрет. Поди, весь город придется сжечь… Но как иначе? Оставить, чтобы множились, расползались по миру?! Ты видал, что они творят?.. Иону видал или нет?
— Холодная тьма! Эйлиш сказала: Иона молится богине смерти.
— Да она сама — смерть! Если родит детей — кем они вырастут? Идовыми демонами, вот кем! Пока есть в мире эта зараза, нельзя нам отдыхать!
Долгую минуту они молчали, упоенные святостью своего дела. Джо смотрел в каменные глаза Праматери Глории и читал в них глубокое одобрение. Она бы смахнула Ориджинов собственной рукой, если б жила сейчас! Джоакин сотворил спираль:
— Спасибо, что дала нам сил, святая Праматерь. Мы очистим мир от скверны.
Из-за орджа язык слегка заплетался, слово «скверна» далось не сразу.
— Отдай сюда, — Мартин отобрал бутылку. — Ордж не идет тебе на пользу: сомневаться вот начал… А почему? Потому, что ориджинское пойло!
Лорд выхлебал последнее, бросил стекло на мостовую.
И вдруг сказал:
— Давай пойдем к волчице.
— Э… зачем?
Мартин молча смотрел ему в глаза. Джоакина переполняло хмелем, гордостью, решимостью, гневом на этих. Он ненавидел гадов. Всех гадов, что сломали жизнь ему и Мартину, и Лауре. Еще — Салему из Саммерсвита, и Полли, и Луизе, и всем хорошим людям. Гады хотят извести нас, но хрена им лысого! Мы не сдадимся, мы победим любой ценой, иного выбора нет!
Эта священная ярость не умещалась в груди. Ее следовало выплеснуть, разрядить искровой вспышкой, швырнуть в лицо, как суровой приговор. Джоакин процедил:
— Да, идем к волчице!
В замке все уже утихло. Ужин давно кончился, люди разбрелись по кроватям. Часовые в темноте не узнали Джоакина, пришлось пальнуть в небо Перстом, чтобы подтвердить свою личность. Выстрел оставил приятное, жгучее чувство в руке. Боги избрали графа Виттора, а он избрал меня. Я — десница божья!
Черный двор, черный донжон, черные часовые, укутанные в плащи.
— Где найти Иону, сучьи дети?!
Голос звучал грозно, Джоакин наслаждался собой.
— Не можем знать, милорд.
— Где чертова клетка?! — рявкнул Мартин. — Вы слепые, если не видели!
— Несли туда, милорд, в подвал арсенала.
Прошагали двор, чеканя шаги. Не сговариваясь, засветили Персты, очертили себя кругами белого сияния. Пусть всякий видит: мы — избраны для святого дела. Мы — мученики!
Сбежали вниз по каменным ступеням, рванули дверь. В тесной караулке стражники встали навытяжку:
— Желаем здравия, милорд и сир.
— А ну, впустите нас к волчице!
Короткое замешательство.
— Виноваты, милорд, но граф отстранил вас от пленницы…
— Ну, я вам покажу, кто кого отстранил! Впускайте живо!
Второй стражник возразил первому:
— Ладно, няньке-то открыли… Давай впустим…
— Няньке?.. — удивился Джо.
Стражник провернул ключ. Двое шагнули в распахнутую дверь.
Откуда-то сбоку лился свет фонаря. Ящики и бочки не давали увидеть сразу, пришлось свернуть за угол, обойти штабель. В глубине подвала под низким сводом поблескивала клетка. Иона держалась за прутья так, будто хотела их выломать. А рядом стояла Гвенда.
— Сударыня?.. Зачем вы здесь?
Гвенда попятилась от клетки, сложив руки на животе, как монашка.
— Я… Я просто…
— Забрели сюда, пока осматривали замок?
— Угу…
— Ждите на улице. У нас тут дело.
Они подошли к Ионе. Что-то странное было с ее лицом: пропала безучастность. Взгляд — не тупой и собачий, но лютый, холодный, как встарь. А Гвенда все пятилась, пока не уперлась в стену, и Джо бросил ей:
— Уйдите, сейчас же!
Иона ударила его по лицу. Казалось, лопнул череп. Боль оглушила, бросила наземь. Джоакин скорчился, взвыл, вытаращил глаза. Как она так — голой ладонью!..
Он понял, что сходит с ума. Иона держала в руке кусок прута. Оторванную полосу стали в полдюйма толщиной! Сломала железо, как хворостинку!
— Ведьма! — заорал Мартин. — Ведьмааа!..
Прут хлестнул его по челюсти. Зубы брызнули изо рта. Обливаясь кровью, Мартин рухнул на колени. Закрылся рукой от второго удара — и прут раздробил ему ладонь.