— Садись, Менсон, сыграем.
— Охотно, владыка. Только стратемы — не мое дело. Давай лучше в кости.
— Как скажешь, — улыбнулся Адриан.
Игровой стол располагался на балконе ратуши города Дойла. Внизу приятно гомонила площадь: мещане торговали, придворные покупали, гвардейцы картинно вышагивали в алых мундирах. На помосте играли комедию актеры — не те ли самые, что год назад чернили Адриана в угоду нетопырю? И не та ли это самая площадь, где кайры порубили невинных горожан?.. Впрочем, Менсон любил поговорку: что было — то прошло. Много скверного случилось когда-то, только начни вспоминать — утонешь с головой. Память вообще тоскливая штука…
— Зябко тут, — поежился Менсон.
— А мне даже жарко, согрелся от чая. Возьми, друг мой.
Император скинул роскошный плащ на соболином меху. Шут в сомнении наклонил голову.
— Не нужно, владыка.
— Будет тебе! Вспомни, как мы в Альмере делили последнюю рубаху.
Чтобы не обидеть, Менсон накинул плащ.
Подали кости и деревянный стакан, владыка спросил:
— И как же в них играть? Научи-ка.
— Дело простое. Ставишь деньги, бросаешь кости в стакан, тарабанишь вот так вот — и мечешь на стол.
Шут сопроводил объяснение показом. Кости отбили сочный перестук о дерево стакана и резво выкатились на столешницу. Выпала пара троек.
— А можно еще так.
Менсон смахнул кости в стакан, крутанул им над головой — и с размаху грянул на стол, аж подпрыгнул сервиз. Стакан встал крышкой над костями, и шут не спешил его убрать.
— Пока чисел не видно, присутствует интрига. Коли хочешь сказать что-то важное — теперь самое время. Или просто глянь орлом: мол, я — любимец удачи! А потом — чик…
Он сдернул стакан, обнажив кости. Было две пятерки.
— Видишь: мне часто дубли идут.
— А кто побеждает? — уточнил Адриан.
— Ясно, кто: у кого выпало больше!
— Разве это зависит от твоих стараний? Нужно как-то хитрить, подворачивать тайком?
— Нельзя хитрить — побьют или в канаве искупают.
— Но тогда каков интерес? Мастерство и ум не значат ничего, победителя определяет случай.
Менсон хлопнул в ладоши:
— В том и азарт! Никаких долгих планов, один миг — и все решилось! Только удача и отвага, а прочее — за бортом.
— Не понимаю прелести игры, в коей нельзя достичь мастерства. Но ради тебя готов попробовать. Итак…
Владыка поставил один эфес, повертел кости в стакане, неловко метнул — одна выкатилась прежде времени и встала на единицу. Менсон позволил перебросить, но результат опять вышел плачевен: два и три. Шут выкинул три-пять и забрал себе адрианов золотой.
— Это хорошо, владыка, что ты первым спустил. Я-то пришел без денег, теперь хоть будет на что играть.
Он тут же бросил на кон полученный эфес — и приобрел второй. Поставил оба, нарастил на еще два. Спросил:
— Нельзя ли разменять по мелочи? Чувствую, теперь отвернется.
— Не желаю мелочиться, — возразил император. — Будь любезен, поставь все четыре.
Менсон поставил и выкинул три-шесть, Адриан — пару двоек. Шут забрал деньги.
— Забыл предупредить, владыка: боги не любят тех, кто спорит о ставках.
— Хорошо, продолжим по елене.
Едва ставки снизились, удача перешла к императору. Монету за монетой он стал возвращать потерянные деньги. Менсон бурно переживал каждый проигрыш: бил себя по лбу, обзывал старым ослом и даже свешивался с балкона, чтоб погрозить кулаком подземным богам. Адриан метал ровно, почти без азарта. Стало ясно, что игра для него — лишь повод к беседе.
— Мой друг, нам бы нужно обсудить. С моего возвращения что-то не заладилось меж нами. То выпады, то обиды, то молчание с упреком… Я хочу исправить это.
— Нечего исправлять! — шут отмахнулся стаканом с костями. — Колпак и корона дружны, как всегда!
— Боюсь, имеется трещинка. У меня к тебе возникли вопросы. Поди, и у тебя ко мне.
Менсон сказал серьезнее:
— Коль так, начинай первым, владыка.
— Начну. Два вопроса имею, один из них — Минерва. Дошли до меня слухи, что ты был ей не то советчиком, не то наставником. Девица прислушивалась к тебе. Верно ли это?
— Да, владыка.
— Почему же она отказалась мне подчиниться? Ты прекрасно знал, что я жив-здоров и направляюсь в Фаунтерру. Было бы хорошо, если б Минерва преклонила колени предо мной. Разве ты не мог научить ее покорности?
— Согласись, владыка: научить можно лишь тому, что умеешь сам.