Эрвину захотелось плеснуть кипятком в эту мерзкую морду. Бесстыдство, позерство и двуличие! «Не смогу предать…» Да ты предавал трижды за прошедший год! «Принесу ли в жертву дочерей?..» Ты же, скотина, без жалости это говоришь, с одним самолюбованием!
Ориджин с трудом сохранил спокойствие.
— Святости в Шейланде меньше, чем в одном волоске моей сестры. Если вы обманули ее, не понимаю, отчего бы не повторить подвиг.
Флеминг стиснул зубы, будто возмущенный святотатством. Вместо него ответил аббат:
— Граф Виттор Шейланд явил миру чудо воскрешения. Он побывал на Звезде и принял на чело лобзания Праматери Ульяны. Нет никаких сомнений, что он избран.
Аббат выглядел чуть меньшим фанатиком, чем граф, и Эрвин обратился к нему:
— Поймите: живучесть Виттора — всего лишь действие набора Предметов. Давайте снимем с него Абсолют и заново убьем. Клянусь вам, Виттор начнет гнить, как обычный покойник!
— Верующий человек не может допускать подобных мыслей.
— Но почему? Если Виттор свят, он воскреснет и без Абсолюта. Но если помрет — значит, был не святым, а обычным лжецом.
— Проверка будет означать сомнения. Мы оскорбим богов, усомнившись в их Избраннике.
— Да не Избранник он! — вскричал Эрвин.
Граф Флеминг хлопнул по столу:
— Довольно! Я не обнажу меча против Виттора. Этого не будет.
Эрвин тяжело вздохнул. Что теперь делать-то? По логике вещей, нужно выхватить меч и зарубить Виолетту. Но рука не поднималась: она-то, в сущности, неплохая девчонка, и уж точно не виновата в скотстве отца… Заметив сомнения герцога, аббат Хош высказал аргумент:
— Вспомните, милорд: ваша леди-сестра тоже предала своего сеньора и мужа. Но она поступила согласно своей вере, и боги оказали ей милость, оставив в живых. Проявите и вы уважение к тем, кто крепок верою.
Эрвин вспомнил книгу отца. Были там такие слова: «Искусство отступления — неоцененный талант полководца. По вине бардов принято считать похвалою слова: «Он никогда не отступает». На деле, вывести армию из безнадежного боя с минимальными потерями — признак великого мастерства».
— Что ж, — сказал герцог, — ради ваших дочерей я пойду на уступку. Вы можете не сражаться против Виттора, но не сражайтесь и за него. Устранитесь от боя.
Флеминг сразу оживился:
— Как именно?
— Не участвуйте в битве за Первую Зиму. Под любым предлогом останьтесь в тылу. А сыну прикажите вернуть его батальон в Беломорье. Кольцо блокады вокруг Первой Зимы разомкнется, и я смогу прийти на помощь отцу.
Граф поскреб бороду.
— Мой батальон сейчас стоит в Створках Неба.
— Отлично, там и останьтесь, наблюдайте битву со стороны. Кто бы ни победил, вы будете невредимы. Лишь уберите батальон Осмунда с северной дороги, дайте мне путь к Первой Зиме.
— Когда мои дочери получат свободу?
— Сразу после битвы, при любом ее исходе.
— Если вы погибнете в бою, как я узнаю, где они?
Эрвин показал ему конверт и спрятал в нагрудный карман.
— Здесь указано место. В худшем случае записку найдут на моем теле.
— А если вы одержите победу?..
— Клянусь Агатой: я отпущу ваших родных в тот же день.
Виолетта тряхнула головой:
— Соглашайтесь же, папенька! Вы совсем ничего не теряете!
— Милорд, — сказал граф, — ваше предложение исполнено чести. Я рад слышать достойные слова, но один вопрос еще не оговорен. В случае вашей победы, что будет лично со мной?
Вот сейчас было бы хорошо вспомнить какую-нибудь милую казнь, придуманную дедом или прадедом! Эх, невежество…
— Имеются два варианта. Я могу отрубить вам голову в назидание другим вассалам. А могу удовлетвориться извинениями.
— Грм, — откашлялся граф.
Аббат расшифровал:
— Граф Бенедикт находит предпочтительным второй вариант.
— Я тоже! — ввернула Виолетта.
— Я выберу его, — сказал Эрвин, — если вы, граф, окажете мне пару небольших услуг. Во-первых, оставьте на северной дороге заставу с дюжиной кайров. Пусть сохранится видимость блокады. Шейланд не должен знать, что окружение снято.
Флеминг огладил широкую бороду:
— Это можно сделать.
— Затем, выделите дюжину телег с провиантом.
— Хорошо. Осмунд оставит их на дороге.
— А также дайте мне пароли, список подразделений Кукловода и носителей Перстов.
Граф покосился на аббата, тот сделал неопределенный знак. Флеминг отметил: