Выбрать главу

Командир новой гвардии владыки — ганта Бирай — со звоном бросил на стол горсть монет:

— Десять золотых на Шейланда! Кто ответит?!

Гурлах крикнул:

— Я тоже на Шейланда! Пять монет!

Другие подхватили:

— И я — восемь эфесов! А я дюжину!

Адъютант Серебряного Лиса взял на себя труд учета ставок. Выделил участок стены, расчертил мелом таблицу, внес числа — и обнаружил затруднение:

— Господа, никто не ставил на Ориджинов. Пари невозможно.

— Эй, лысые хвосты, хочу сыграть! Поставьте на волка хоть кто-нибудь!

Менсон наклонился к жене:

— Дай деньгу.

— О чем ты говоришь, мое солнце?

— У меня ни перышка в кармане. Дай хоть эфес!

— Мой ненаглядный, когда судьба сведет тебя с бодрой, не сонливой барышней, чуждой всякого унынья и любящей праздники — она непременно ссудит тебя деньгами.

— А, каналья!.. Пророк, будь другом, дай взаймы!

— Помочь товарищу — счастье для меня. Желаешь сотню эфесов?

Менсон вскочил, звеня колпаком:

— Ганта, слышишь? Играю за его счет! Сто золотых — на Ориджина!

Бирай воздел руки к небу:

— Слава Духам-странникам, хоть один дурак нашелся.

А Серебряный Лис звякнул шпагой о стену:

— Взгляните, господа: имеем первые потери!

Большое удаление не позволяло разглядеть полет стрел. Но было видно, как лучники за ледяной стеною потянули тетивы и разом отпустили. А вдох спустя несколько солдат из шейландского авангарда споткнулись, схватившись за древка, торчащие в ранах.

— Битва началась. Угощайтесь, господа!

Ножи и вилки застучали по тарелкам.

* * *

В одном из немногих оставшихся на свете тихих графств, в широкой постели на втором этаже собственного дома Мак сладко потянулся спросонья.

— С праздником, лежебока! — Люси поцеловала его. Люси пахла молодостью, теплом и корицей. — Праотцы сошли…

— …и ням-ням принесли, — засмеялся Мак, ведь красотка поставила рядом поднос с праздничным печеньем и кофе.

— Котик, я жду более серьезного подарка, чем шуточка!

Судя по одежде (точнее, сильной ее недостаче) Люси собиралась преподнести в подарок себя. Мак охотно ответил бы тою же монетой. Такие подарки они дарили друг другу почти каждый день и ничуть не утомились. Однако нынче у Мака было дело посерьезнее.

— Пусти-ка, встать нужно.

— Зачем же?

— Ко мне придет палач!

Мак встретил Уолтера накануне вечером. Они оказались в трактире за одним столом, попивали эль, закусывали — ну, и разговорились о всяком. Завтра же день Сошествия! Как город к нему подготовлен, чем площадь украсили, что на базаре творится, кто в гости приедет. Перешли к традиционному: как ты празднуешь? — ну, а ты как? Даром, что были едва знакомы: в канун Сошествия такой вопрос любому прилично задать. Так что Мак свободно описал свои планы, а Уолтер почему-то приуныл:

— Да у меня вышла история… Не знаю вообще, буду праздновать или нет…

При этом он ел куриные крылышки, ломая их в суставе очень мастерским движением. Мак посмотрел за ним, да и спросил:

— Ты часом не дознаватель?

— А ты что, приезжий? — вопросом на вопрос ответил Мак.

— Я поселился тут еще в начале сентября, приобрел дом с балконом на Кленовой улице. Но с машиной правосудия пока не пересекался, потому не имею чести знать дознавателя в лицо.

— Палач я, — не без гордости сказал Уолтер.

Палачей Мак уважал. Констебли с ищейками — простые верзилы, законники — те еще пройдохи. А вот палач — человек весомый и ответственный. Он ставит точку в любом деле, на нем главный груз, он — подлинный кулак правосудия.

В таком духе высказался Мак, и Уолтер одобрил:

— Приятно слышать мудрые речи. А сам-то ты кто, не из судейских ли?

— Служил я в одном ведомстве, теперь в отставку вышел. Свое дело начинаю…

— Какое дело? — полюбопытствовал палач.

Мак описал, и тут Уолтер встрепенулся:

— А не ты ли мне нужен, приятель? Пригласили меня в другой город завершить процесс. Но приговор какой-то скользкий, не дает уверенности: казнь это будет, или убийство. Вот бы кто-нибудь прояснил положение…

Тогда встрепенулся и Мак:

— Сама Праматерь Юмин свела нас! Приходи ко мне завтра утром на Кленовую, все подробно обсудим. Дом с балконом, помнишь?

— Там еще скульптура голая? — уточнил палач.

— Две штуки.

— Приду.

Вот потому Мак и вскочил с постели со словами: