Вот в эти несколько секунд Нави вышел из-за алтаря и сунул в ножны Эфес.
— Прости меня, Пауль. Я ужасно ошибся…
Ща грохнет, — подумал Парочка. Но секунды все еще тянулись, и Пауль выступил из ниши и крикнул Натаниэлю:
— Беги от алтаря! Это бомба!
И вот тогда шарахнуло. Вокруг Предмета, спрятанного в нише, вздулась невидимая сфера. Все, что попало в нее, исчезло без следа. Кусок стены и пола, скульптуры, скамьи, свечи… Пауль. Только что был — а теперь пустота, да здоровенная круглая дыра в полу.
Край этой ямы прошел у самых ног Натаниэля. Напольная плита провалилась, лишенная опоры, и юноша рухнул вниз.
Инжи выбежал из укрытия, чтобы помочь ему выбраться.
— Парень, давай руку… Вот же идова тьма!
Исчезло все в пределах сферы ярдов пять радиусом. Яма должна была быть полукруглой, глубиной всего пять ярдов посередке. Но в полу зияла черная дыра такой глубины, что дна не разглядеть. Во тьме клубился туман, откуда-то выпорхнула летучая мышь.
— Эй, паренек!.. Ты жив там?
Ответа не было. Парочка подобрал смятый подсвечник и бросил вниз. Посчитал секунды.
— Мда. Убился, сердечный. Детка сильно расстроится…
После дневной песни
2 декабря 1775 г.
День Сошествия
При последних звуках дневной песни тучи расступились, солнце озарило горы, и долина Первой Зимы предстала во всей своей трагической красе. Если подлунный мир считать живым существом, то долина была его глазом. Две полукруглых гряды с острыми выступами скал — это веки с ресницами; заснеженные луга — глазной белок; светло-голубое озеро — радужная оболочка; черный замок — пятнышко зрачка. Выражение «беречь, как зеницу ока» обрело грозный и наглядный смысл.
Потеряв ледяной лабиринт, агатовские силы собрались у последней твердыни — замка Первой Зимы. Он стоял на полуострове, с трех сторон окруженный водой. Около тысячи кайров втиснулись внутрь замка, остальные заняли укрепленные лагеря под стенами — предполья. Оба предполья были защищены валами, а южное — еще и рвом. Оба были надежно прикрыты камнеметами и лучниками со стен. Замок с двумя предпольями занимал пятно диаметром в пятьсот ярдов. Столько теперь составляли владения дома Ориджин.
— Концентрированная смерть! — обронил кто-то.
Правдивые слова. На пятачке, окруженном водой и гранитом, собрались шесть тысяч матерых убийц с тысячами клинков, луков, арбалетов, сотнями боевых коней, десятками камнеметов, катапульт, смоляных котлов. От черных плащей и серой стали не видно было снега. Нетопырь вцепился когтями в последний клочок своей земли.
А с трех сторон — севера, запада и юга — приближались к нему войска Избранного. В отличие от северян, они носили все цвета радуги. Белые плащи на альмерцах, зеленые — на шейландцах, бурые и рыжие меха на воинах Нортвуда, темная кожа на шаванах. Кайры встали намертво, вросли в свою позицию; а люди графа текли, словно три бурные реки.
— Сама жизнь идет на бой со смертью! — поэтично высказалась леди Валери.
— И жизнь кое-что понимает в стратегии, — одобрил генерал Алексис.
Войско Избранного было слишком огромно, чтобы атаковать с одной стороны. Солдаты бы только мешали друг другу и подставлялись под вражеский стрелы. Граф разделил свою армию на три корпуса. Левое крыло, состоящее из альмерцев и шейландцев, вел лорд Рихард — собирался преодолеть вал и захватить предполье. Центральный корпус — шаванский — накапливался на берегу озера, готовясь к атаке. А правое крыло — закатники и медведи — прошло краем долины и начало штурм городских ворот.
— Они зайдут одновременно с трех сторон и задушат кайров в замке, как крыс в норе.
— Смерть орудует мертвой материей, а жизнь — огнем, — изрекла Валери и снова была права.
Защитники замка и города метали множество камней и болтов. Атакующие полки на всех трех направлениях работали Перстами Вильгельма. Воины Рихарда обстреливали северный вал. Шаваны лупили через озеро по стенам замка, но не могли их пробить. А закатники весьма успешно давили оборону города. Городская стена, в отличие от замковой, имела дощатую галерею и дубовые ворота. Галерея уже пылала, ворота пали, Персты Вильгельма били в проем, расчищая дорогу для штурмовой пехоты.
Менсон погрыз кончик бороды:
— За два года падает третья столица. Посыпались, как яблоки…
Юхан Рейс подвел Птаху ближе к городу, чтобы лучше разглядеть штурм. Всех поглотила грозная и величественная картина.
Пылала стена, надвратная башня превратилась в факел. Камнеметы и смоляные котлы стали топливом для пожара. Защитники разбегались, спасаясь от огня. Многие прыгали со стены прямо на мостовую. А сквозь выбитые ворота стремительным потоком вбегали штурмовые отряды. Синхронно развертывались, растекались в переулки — точно кровь по сосудам. Деловито вырезали защитников, но бегущих не преследовали — имелась иная задача. Пехота Хориса заняла Привратную площадь и два квартала вокруг нее, тем самым расчистив плацдарм. Четырьмя отрядами туда въехала конница. Каждый отряд напоминал стальную коробку с драгоценным грузом внутри. Тяжелые всадники двинулись по улицам не рысью, но шагом. Твердо, неспешно, методично они давили сопротивление. Конники топтали и рубили тех, кто попадался на пути. А если кто-нибудь выглядывал из окон, открывали огонь Персты Вильгельма. Стрелки били мгновенно, реагируя на любое движение. Кто бы ни показался в окне — мужчина, ребенок, кошка — в ту же секунду вспыхивал огонь. Малейший шорох, скрип ставня, дрожь занавески — и сразу удар Перстом.