— Конечно. Город пал, а значит, замок обречен. Мы даже можем его не штурмовать: без поставок из города крепость задохнется.
— Значит, мы, как победители, могли бы проявить, ну…
— Милосердие? — с усмешкой уточнил граф.
— Ну, как бы… Мы же добрые, милорд! Надо показать людям: мы не такие, как нетопыри. Те правили жестоко, но при нас будет иначе!
— Да, — согласился граф, — при нас будет совсем иначе.
Они вошли на центральную площадь, уже занятую и зачищенную авангардом. Догорали прилавки праздничного базара — их уничтожили, чтобы освободить место для войска. Сопротивления, очевидно, не было: дома стояли нетронутыми и запертыми, на балконе ратуши солдаты поднимали шейландский флаг.
Джоакин впитал глазом все это: строгие здания с гранитными колоннами, башню с хитроумными часами, скульптуру и фонтан, флюгера на крышах… Впервые в жизни он попал в столицу Ориджина — и сразу как победитель.
— Торжественный миг, правда, милорд? Мы в самом сердце Севера!
— Еще нет. Сердце — там.
Граф указал на короткую улочку, что вела к соседней площади. Собор Светлой Агаты не пожелал тесниться возле ратуши и базара, а занял отдельную площадь. Они пошли туда.
Улочка, как и другие, была украшена к Сошествию. Белели надписи с пожеланиями, блестели спирали из фольги, поперек дороги тянулись проволочные гирлянды.
— Обратите внимание, как нарядился город, — сказал граф. — Наше наступление не отбило им праздничного настроя.
— Они надеялись победить, милорд.
— Потешно…
На этой площади тоже стояли дозоры. Офицеры отсалютовали генералу и доложили: собор проверен и чист. Поднялись к порталу по гранитным ступеням, отполированным до блеска миллионами шагов. Две высоченных башни закрыли половину неба, из стенных ниш глядели суровые Праотцы, на выступах крыши скалили зубы горгульи. Могучая кованная дверь преградила путь. Хорис открыл перед Избранным створку, а тот задержался на пороге:
— Насладитесь этим чувством, господа. Собор Светлой Агаты, ровесник дома Ориджин, возведен легендарным лордом Рейданом девятьсот лет назад. Теперь он — наш!
Они вошли, и эхо шагов потерялось в безумной выси свода. Джоакин разинул рот, потрясенный красотою. Казалось, колонны подпирали само небо, а арки сходились среди облаков. Через мозаичные окна втекали снопы лучей, усыпая драгоценностями весь путь до алтаря. Но сама алтарная часть тонула в таинственном полумраке, из коего выхватывались лишь белые лица скульптур и золотые оклады иконостаса.
— Боги, до чего же это…
Запрокинув голову, безнадежно пытаясь увидеть все сразу, Джоакин побрел вперед.
— Я ощущаю присутствие Павшей, — благоговейно сказал генерал.
Граф ответил:
— О, да, Павшая обожает это место! Только подумайте, сколько тысяч кайров молились здесь о победах. Сколько убийств было освящено под этими сводами!
— Не убийств, а ратных дел, — поправил Джоакин. В этот миг он остро ощущал разницу.
В боковых нефах таились каменные гроты — капеллы, посвященные разным Прародителям. Каждая имела свой особенный стиль, каждую хотелось разглядеть, но Джоакин боялся отстать, поскольку сеньоры шагали дальше. Слева от алтарной части, невидимая со стороны входа, скрывалась одна особенная капелла. В лучах теплого искрового света Джоакин первым делом заметил цветы. Охапки живых цветов — в начале декабря! Подлинное богатство у ног иконы… Лишь затем он увидел фреску. Светловолосая девушка в белом платье стояла на крепостной стене и тонкими пальцами ломала перо.
— Красивая работа, — изрек генерал Хорис.
О, нет, Джоакин не мог согласиться. Красивым был портрет леди Аланис на страничке «Голоса Короны». Очень красивой — сама леди Аланис год назад, еще не испорченная гневом и развратом. А вот девушка на фреске… Сир Джоакин не знал слов, чтобы описать такое совершенство. Идеал — это что-то холодное и мертвое. Агата на фреске была совершенной — но живой!
— О, боги… — только и смог сказать рыцарь.
— Вижу, вы впали в некий вид экстаза, — иронично отметил граф. — Сир Джоакин, боюсь, вы видите ситуацию под неверным углом.
Рыцарь сделал шаг-другой, чтобы найти правильный угол.
— Нет же, я не о фреске, а в целом — о положении. Собор привел вас в трепет, но он — всего лишь вещь, наша собственность. Мы можем сделать с ней что угодно — например, сжечь.
— Спалить храм?! — в ужасе ахнул Джоакин.
— О, нет, я сказал для примера. Было бы неразумно рушить столь добротную постройку. Лучше превратить ее в храм Вивиан или Павшей богини…