Он очутился в поле, среди сотен отступающих закатников. Все растерянные, ошеломленные — дикие глаза, перекошенные рты. Они выглядели как люди, сбежавшие из пасти чудовища. Однако имелось подобие порядка: знаменосцы размахивали вымпелами частей, капитаны собирали свои роты. Штаб генерала Хориса сумел покинуть город, на что указывал его личный вымпел. Джоакин направил коня туда.
Вокруг штаба бурлило. Выжившие офицеры подъезжали за приказами, адъютанты генерала передавали им: собраться здесь и там, доложить о потерях, построиться в колонны. Джоакин проехал сквозь водоворот, приблизился к Хорису. Его встретил перстоносец генерала:
— Ага, ты выжил! Значит, двое нас.
Я больше не стреляю, — хотел сказать Джоакин, но зачем говорить это простому солдату?
— Генерал, позвольте…
Хорис заметил его:
— Сир Джоакин…
— Случилось страшное, — сказал рыцарь.
— Да, случилось, — согласился генерал.
Оба говорили не о поражении. Было и нечто пострашнее.
— Погиб прекрасный человек, — сказал рыцарь.
— Да, — кивнул генерал.
— Я его убил.
— Нет, не вы.
Перст буквально полыхнул при этих словах. Джоакин едва удержался, чтоб не содрать его с руки. Наверное, Хорис хотел утешить рыцаря: «не вы убили» — значит, убил Избранный, а вы лишь стали инструментом. Но на сей раз Джоакин не смог поверить. Я убил, только я.
— Мы готовимся… — начал Хорис, и тут повеяло прохладой.
Блеснув серебром доспехов, возник граф Шейланд.
— Что происходит, тьма сожри? Почему вы здесь?!
— Мы потеряли город, — холодно доложил генерал. — Тщательно спланированная засада, примерно двадцать тысяч человек, усиленных искрой.
— Идиоты! Как вы могли попасть в засаду?!
— Вы мне ответьте, граф. Вы провели разведку и сказали, что в городе только мирные люди. Но там оказался целый искровый полк.
Шейланд грязно выбранился.
— Не видел я этих гадов! Наверное, переоделись в городскую шваль!
Джоакин переспросил:
— В шваль?
— В холопов, в мужичье!.. Скинули мундиры, надели тряпки!
Рыцаря больно укололо под ребра. Холопы, мужичье…
— Генерал, — процедил граф, — я приказываю вам вернуть город.
— Это невозможно, — ответил Хорис.
— Еще как возможно! На сей раз не допускайте засад. Просто жгите Перстами каждый дом на пути. Превратите это место в пепелище — и над пустыней поднимите наш флаг!
Губы Хориса искривила печальная улыбка:
— Скажу иначе: я не хочу этого делать. Вы же знаете, что произошло?
— Знаю, тьма вас сожри! Толпа слепых идиотов забрела в капкан!
Генерал даже не заметил оскорбления.
— Странно, граф, что Ульяна Печальная вас не уведомила. Пауль погиб.
— Что?..
— Погиб еще во время дневной песни. Я боялся поверить чувствам, но теперь сомнений нет. Пауль покинул нас.
Виттор помедлил, взвесив последствия.
— Допустим. И в чем беда?
Хорис кивнул так, будто получил доказательство своим мыслям.
— Вы совершенно глухи. Вы никогда не слышали Павшую, верно? Пауль был ее другом, а вы лишь напялили Предметы.
— Я Избранный!
— Нет, вы простой властолюбец. И я не осуждаю вас, но поймите: мы-то пришли не за властью. Мы шли по зову Павшей. Теперь ее голос умолк.
Шейланд пожевал губы, справляясь с раздражением.
— Ничего, Павшая нас услышит. Я перемещусь в Лид и возьму у брата деконструктор. Подорву все Предметы, что попали к врагу, а потом мы снова пойдем в атаку. Задействуем резервы — целый полк медведей даже не побывал в бою. Соберем перстоносцев: выжило трое из орды, и один у Рихарда, и двое у вас. А сир Джоакин стоит четверых!
— Агатовская спесь… — невпопад обронил рыцарь.
— Вы о чем?
— Простые люди, вы и я, намучились от агатовской спеси. Так вы сказали, правда?
Граф не ответил, поскольку рядом возникла толкотня. Пара офицеров протиснулась к Хорису, ведя какого-то человека.
— Генерал, позвольте доложить… — офицер запнулся, не найдя слов.
Этот человек был совершенно жуток. Тощее, изможденное тело тряслось от холода, щеки впали, губы стали голубыми, пятна обморожения виднелись на лице. По меньшей мере несколько суток несчастный провел на морозе.
— Брат… — просипел Мартин Шейланд, едва разлепив губы. — Братик, я п-п-пришел…
Джоакин бросился поддержать Мартина. Генерал быстро скомандовал:
— Орджу. Лекаря. Одеяла.
Но Виттор среагировал иначе:
— Что ты сделал с собой, идиот? В проруби искупался?