— Я п-п-пришел предупр… дить.
— О чем, тьма сожри?! Что мне придется платить лекарю?
— Я б-б-бежал пешком от Л-лида дост… Створок… П-п-потом нак-оне…
Глаза Джоакина полезли на лоб. Мартин тогда поступил по-гадски, но такой подвиг искупал все, что угодно! Пешком, по морозу, от Лида до Створок Неба!
— Кончай мямлить, — выплюнул граф. — Давай сюда Голос Бога и иди в лазарет.
Мартин затрясся — на сей раз не от холода.
— Н-нету П-предметов… Иона забрала. У нее была Пы-пыль.
Граф лишился дара речи. Мартину в рот влили орджа из фляги. Он повторил:
— И-иона забрала П-перст и Голос. Околдовала меня Пылью. Заб-брала Предметы…
— Так это Иона?! — Шейланд брызнул слюной от ярости. — Долбаный вражеский перстоносец — моя Иона?! И это ты ее отпустил?!!
— Ян-не отпускал… Х-хотел уб-бить, но она меня Пылью…
— Ты вошел к ней, тупая скотина! Ты к ней вошел, и она отняла Перст! Ты… ты стоил мне победы, полоумный урод!
Обмороженное лицо Мартина исказилось гримасой обиды. Он хлебнул еще, чуть не половину фляги залпом. Сказал без заикания, холодно и жутко:
— Вит, извинись передо мной.
— Ты очумел?!
— Я всегда был прав. Я говорил: убей ее. Говорил: она нас погубит. Я четыре дня бежал по морозу, чтобы п-предупредить. Извинись, или ты мне не брат!
— Желаешь извинений?.. — прошипел граф Шейланд и исчез.
Возник за спиной брата и выхватил кинжал из ножен офицера. Когда Мартин обернулся, Виттор всадил клинок ему в живот.
— Прости меня, братец.
Вырвал кинжал и вонзил снова со всею силой, забираясь клинком глубоко под ребра.
— Прости, мне очень жаль.
Мартин упал на колени, прижал руки к дыре в животе, застонал и опрокинулся набок. Смертельная обида так и застыла на лице.
Граф Виттор Кейлин Агна вытер кинжал об его одежду и вернул офицеру. Сказал спокойно, будто даже с облегчением:
— Одна проблема решена. Теперь мы знаем, что у Ионы Перст этого идиота. Я возьму Голос Бога и уничтожу ее. Сир Джоакин, найдите мне…
В этот миг рыцарь, наконец, нашел идеальное применение Персту Вильгельма. Именно так следовало поступить давным давно.
Джоакин Ив Ханна вскинул руку и выстрелил в голову графу.
Плеть размозжила лицевые кости, вещество мозга брызнуло во все стороны, один глаз лопнул, а второй шлепнулся на снег, как недоваренное яйцо. Тело начало падать, но исчезло, еще не достигнув земли. Мертвый граф не выбирал точку перемещения. Сила Предмета сама убрала разрушенное тело и заново воссоздала здоровое. На том же самом месте.
Джоакин выстрелил снова. Теперь — в шею. Хребет вывернуло так, что позвонки распороли затылок. Обнажилась дырявая гортань, воздух вышел из нее с пузырьками крови.
Тело исчезло и появилось, устранив повреждения. Джоакин сделал новый выстрел.
Броня Абсолюта не была сплошной — имелось по меньшей мере восемь открытых участков тела. При каждом появлении графа рыцарь стрелял в один из них, а затем добавлял в лицо. Виттор Шейланд возрождался ровно на вдох, чтобы услышать хруст своих костей и снова умереть. Когда погибло десятое тело графа, генерал Хорис положил руку рыцарю на плечо:
— Довольно. Ульяна не хочет его брать.
Джоакин задержал выстрел. Возникший граф успел посмотреть вокруг. Испуганный, забитый, как придавленная мышь. Метнулся взглядом — куда бежать?..
— Холопы, — буркнул Джо и выстрелил еще раз.
Но за миг до этого граф исчез, чтобы больше уже не появиться.
Генерал хлопнул в ладоши, привлекая внимание офицеров:
— Сигнал к отступлению. Отходим в Створки Неба.
И спросил у Джоакина:
— Вы с нами, сир?
Рыцарь стащил с руки Перст Вильгельма.
— Я подаю в отставку. Больше никогда не хочу стрелять.
Стрела
Эрвин София Джессика пришел в себя, но не спешил открывать глаз. Он решил: неплохо бы сперва понять, на каком я свете. Например, я могу быть в плену у шаванов, и нужно готовиться к любому непотребству. Или более вероятный вариант: я уже на Звезде. Тогда я рад, что добрался так легко: буквально никаких ощущений, даже боль пропала! Но упреки Агаты неизбежны: уж она найдет за что раскритиковать… Наконец, есть еще одна возможность: я дома, в Первой Зиме. Против этого имеются два аргумента: не болят ни легкие, ни ребра, что очень странно для человека с легочной хворью и дырищей в боку. Но есть и довод за: чертовски знакомый голос, который треплется с тех пор, как я очнулся.
— …летели со всех сторон! Мы прикрывались щитами, прятались за уступы, кое-как постреливали из арбалетов — а беломорцы сверху гатили, чем только могли. Накушались мы досыта, но ничего, устояли. А потом кайр Джемис вышел на позицию — и тут уж начался балет!