И третий вариант: отравить владыку. Возможно, Карен имела в виду именно это. Сама она не смогла бы, а мне — в два счета, хоть сейчас. Со вчера так и стоит на столике Птаха без Плоти, а возле нее три кресла: владыки, Магды и Юхана Рейса. Перед каждым креслом стакан с водой — со свежей, только что подали. Жаль будет по ошибке отравить Магду, она неплохая деваха, но ошибиться-то нельзя: владыка сядет в центре!
— Постойте, муж мой, вы предлагаете шантажировать Ориджинов?
— Напротив, я предложу им полную безопасность. Они получили говорящие Предметы, а я смогу защитить их от деконструктора. И, заметь, никто кроме меня.
При мысли о Карен в душе Менсона теплело, все начинало таять. Давно изношенные шестерни, забывшие как вращаться; твердые камни принципов, не подходящие друг к другу по форме; клинки и клыки, отвыкшие ранить кого-либо, кроме себя… Весь этот древний мучительный хлам плавился и обращался в воду. Терпкую, сладкую, хмельную — значит, не в воду, а в вино! Весь Менсон становился сосудом с самым прекрасным вином, какое не снилось даже шиммерийцам. Вот что делала с ним одна мысль о жене.
Однако он не мог убить Адриана. Даже ради нее. Даже если Карен сто раз права, даже если владыка — последний из деспотов. Двадцать лет, пока не было Карен, шут любил лишь одного человека на свете: парнишку в камзоле принца. Все светлое, что имел, отдал только ему. Убить Адриана — все равно, что самого себя.
Выброшу, — принял решение Менсон.
И подумал с запинкой: выбр-бр-бр… Куда выбр-бросишь? Это ж последняя просьба жены!.. Да нет же, тьфу на тебя, дурак с бубенцами. Ни хрена не последняя: вот вызволю Карен, и начнет она о чем-нибудь просить. Еще достанет меня просьбами — то булочку ей, то кофе, то ножки размять. Сдуреть можно будет от всяких просьб!.. А яд — к черрртям.
Он подошел к окну и только тут заметил, что ставни открыты. Утреннее солнце прячется за горой, вершина искрится в розовом ореоле, облака бегут по небу, точно овцы. Красиво!.. Но ставни-то вчера были заперты, владыка сказал: это для безопасности. А теперь чего?..
Постучали в дверь. Жало криболы и четверка шаванов привели Юхана Рейса. Паренек плохо выглядел — измучился за вчера, загоняла его Птаха. Все еще спал, повиснув на руках шаванов. Они свалили его в кресло около Предмета.
— Владыка, ты что, снова театр покажешь?
— Да, Менсон. И спектакль интереснее вчерашнего: в нынешнем мы сами примем участие.
Магда нахмурилась:
— Муж мой, если жанр останется прежним, то лучше сыграйте без меня.
— О, нет! Вчера была военная драма, а нынче ожидается мистерия с элементом шутки.
Менсон тряхнул бубенцами, оживившись:
— Пошутить я могу! А над кем?
— Убежден, тебе понравится жертва. Ганта Бирай, вы привезли?..
Шавана передернуло:
— Прикатили, век бы эту дрянь не видеть. Втащить сюда?
— Ни в коем случае, оставьте в коридоре.
Адриан прошелся по залу, потирая ладони, будто и правда ждал начала пьесы.
Удачный момент, — мелькнуло у Менсона. Но он уже забыл — момент для чего? Гм… Думай, голова… Выкинуть яд? Нет, для этого не время: Адриан бродит и смотрит. Вспомнить Карен? Да, это всегда за счастье. Милая моя дуреха, вот вытащу из темницы, сниму с тебя вонючие тряпки… А, вот что нужно! Уговорить Адриана!
— Владыка, она вообще не виновата.
Менсон выпалил — и сбился. Ночью придумал кучу доводов, но эхиота развалила все в куски.
— Фарвей того, — пробормотал шут. — Альмера, кайры, корабли… И еще эта бабенка… А Карен — ну совсем! Пойми же, владыка!
Адриан согласно кивнул:
— Я отлично тебя понял. Влияние Карен на политику Фарвея ничтожно. Генерал Хортон попросил корабли, чтобы плыть на помощь сеньору. Фарвей дал, чтобы выкинуть кайров из Альмеры, а заодно услал и полк Эдгара Лайтхарта, в чьей лояльности не был уверен. Старина Генри просто жаждал контроля над Красной Землей. Сыграла роль и Нексия Флейм — любовница младшего нетопыря.
Менсон чуть не рассмеялся от легкости успеха:
— Видишь, ну! Сам же понимаешь!
— Карен виновна, — сказал Адриан. — Она знала и не предупредила. Придется ответить.
От слова «ответить» кожа покрылась снегом.
— Владыка, она двадцать лет отвечала. Хватит уже!..
— Я решу, когда хватит.
Адриан вскинул руку, требуя тишины. Сощурив глаза, уставился в окно, будто заметил что-то крошечное на склоне горы. Потом обернулся к центру трапезной и поднял руку в приветственном жесте.