— Лорд Эрвин София Джессика, вы преступник и бунтарь, — сказал Адриан, и Магда застыла на месте. — Вы нарушили вассальную клятву, по вашей шее плачет топор. Но вот мое щедрое предложение: я помилую вас и вашу семью, и оставлю Первую Зиму. Вы сохраните титул герцога Ориджина, но сдадите Персты Вильгельма, Вечный Эфес и Перчатку Янмэй. Также вы пришлете мне двух беглых преступников: мошенника Натаниэля и леди Минерву Стагфорт, повинную в казнокрадстве. На сем будем квиты.
— Что ты творишшшь?! — прошипела Магда, впиваясь ногтями в руку мужа.
Пророк делал Адриану красноречивые знаки. Даже Менсон притих и утер слюни рукавом.
Предмет издал тяжелый вздох и заговорил голосом Ориджина:
— Мы с вами были двумя дураками. Позволили Кукловоду стравить нас и выкрасть Предметы Династии. Я признаю, что был спесив и дерзок, и возвел на вас клевету. Но признайте и вы, как много дряни натворили. Покайтесь, подпишите мир и позвольте Палате нас рассудить.
— Мое предложение прозвучало.
— Значит, вы по-прежнему глупы. Я не хочу убивать ваших солдат и вашу жену, а тем более — шута Менсона и короля Франциск-Илиана. С вами много славных людей, я желаю им долгих лет жизни… — Голос изменился, отвердел, словно лед. — Но если придется, я перебью всех. Сейчас зима. Вы в северных горах. Никто не уйдет живым.
Магду мороз пробрал по коже. Адриан молвил сухо и спокойно:
— Деконструктор у меня. Сначала уничтожу один ваш Предмет. С помощью Птахи без Плоти я буду смотреть за Первой Зимою. Если в течение получаса вы не поднимете белый флаг, я взорву все ваши Предметы, включая целое достояние дома Ориджин. От вашего замка не останется камня на камне. Если попытаетесь вывести людей — я увижу это и сразу применю деконструктор. Полчаса, милорд. Время пошло.
С этими словами Адриан разорвал связь и орлиным взглядом окинул зал.
— Твою ж Пр-ррраматерь! — выкашлял шут.
— Владыка, боюсь, вы излишне… — начал пророк, как тут вмешалась Магда:
— Счастье мое, что вы творите?! На кой черт нам война с нетопырями? Нужна только кровь Натаниэля! Попросите глоток, попросите чашку. Но вы же начинаете войну!
— Война началась давно. Теперь я ее закончу.
— Нет же! Вы затягиваете петлю, которую не развязать!
Адриан усмехнулся:
— Разве что петлю на шее бунтаря. Ориджин сам признал, что слаб. Я взорву один Предмет, и он пойдет на уступки. Нам нужны визитер и Минерва — я их возьму.
Магда отступила от него, уперев руки в бока:
— Муж мой, не помню случая, чтобы вы меня послушались, поэтому сейчас будет первый. Я требую мира с Ориджином!
Опасный огонь блеснул в зрачках Адриана.
— Ну, коль вы требуете… Юхан Рейс, приказываю уничтожить Руку Знахарки.
Губы шавана зашевелились, произнося код. И в этот вдох Магда поняла, что будет дальше. Рука Знахарки — целительный Предмет. Его носит не кто-нибудь, а лично Иона Ориджин. После этого мир не наступит никогда. Север будет мстить до последнего кайра. Пока не сломается последний лидский меч, Север будет рубить людей Адриана.
— Нет! — закричала Магда и кинулась к Рейсу, ухватила Предмет, попыталась стянуть с руки.
Адриан схватил жену, чтобы отбросить в сторону…
И оба замерли. Что-то странное творилось с шаваном.
Юхан разинул рот, дико выпучил глаза. Впился ногтями в шею, будто хотел насквозь процарапать ее. Задрожал, покрылся багровыми пятнами… И рухнул лицом на стол у подножья Птахи без Плоти.
Повисла страшная тишина. Лекарь перебежал от Менсона к Рейсу, пощупал пульс, нашел жилу на шее. С испугом уставился на владыку, отрицательно качнул головой.
Второй из Пяти зашептал на ухо болотной королеве. Она ответила:
— Это пилюля Черной Мэри. Смертельный яд часового действия.
Лицо Адриана вытянулось, как конская морда.
— А можно ли как-нибудь?.. Есть ли зелье?..
— Он мертв, милорд, — произнес Франциск-Илиан, и как-то врезалось в уши слово «милорд». — Он полностью мертв. Такое случается с людьми.
Адриан повертел головой, будто ища поддержки.
— Ну, в таком случае мы…
И тут Магда взорвалась:
— Слушай меня, кровожадная жопа! Ты просрал свой единственный козырь, потому теперь сделаем то, что скажу я. Ты напишешь гребаное письмо Ориджинам. В нем будет мешок извинений и ведро раскаянья. Сегодня пошлем курьера, а через три дня все мы явимся на мирные переговоры. Если Ориджин оставит нам Фаунтерру до мая — ты поклонишься и скажешь: «Нижайше благодарю». Если Ориджин скажет: «Ты был дураком» — стукнешь себя в грудь и ответишь: «Так точно, полным кретином». Ты сделаешь все, тьма сожри, чтобы я и мой отец, и наша армия, и шут Менсон, и даже шиммерийцы вышли отсюда живыми!