Через пару дней показался гуркен. По словам фольтийцев, он был молод и неопытен, потому-то и рыскал на малой глубине, позволяя себя увидеть. «Юный гуркен — легкая добыча!» — вскричал фольтийский капитан и повел «Стража» в погоню. «Белый волк», конечно, присоединился к охоте, а вот команда «Морской стрелы» не горела желанием схватки. Леди София пустила в ход все аргументы, чтобы убедить моряков: «Мой сын обожает диковинки! Он каждого из вас озолотит, если получит в подарок щупальце гуркена! А еще, страшновато нам оставаться вдали от фольтийцев…» Последний довод сработал, «Морская стрела» тоже ринулась в погоню.
Молодой гуркен, заметив охотников, поступил как подобает юноше — дерзко. Выплыл навстречу «Стражу», схватил водяной воронкой и поволок. Но не на дно — ему не хватало сил затопить большой корабль, — а в воды смерти. Зверь будто чуял, что с востока, из гибельного океана, надвигается шторм. «Белый волк» и «Морская стрела» пришли на помощь «Стражу» и стали осыпать гуркена дротиками и гарпунами. Чудище истекало кровью (верней, зеленой слизью, что наполняла его жилы), но не выпускало «Стража». Лишь спустя несколько часов гуркен испустил дух. С усталой радостью моряки отсекли у него три щупальца — по одному на корабль… И тут налетела буря.
Леди София без малого тридцать лет прожила в Первой Зиме. Она успела перенять фамильные черты Ориджинов — в том числе, смелость. Ни гуркен, ни сталептицы, ни миражник не заставили ее дрожать от страха. Но этот шторм имел такую силу, что герцогиня сжалась в комок на своей койке, накрыла голову подушкой и взвизгивала всякий раз, когда волна врезалась в борт, заваливая шхуну на бок. Казалось, обшивка давно разлетелась в щепки, черная вода заполняет корабль и вот-вот поглотит леди Софию. Открыть глаза и проверить она не могла — было слишком жутко. Шепотом в подушку молилась Агате, чтобы еще хоть раз увидеть мужа и детей…
Наконец, шторм миновал, отняв жизни всего девяти моряков, а также повредив судовой руль «Белого волка». Починка заняла около недели, поскольку в здешних местах обитал черный поганец. Работать в воде можно было только семь минут: за это время поганец собирался около руля и начинал щипать матросов, занятых ремонтом. Их поднимали на палубу, выжидали целый час, пока поганец рассосется, и снова брались за дело… И все это время корабли сносило на восток. Когда «Белый волк» восстановил управление, эскадра находилась далеко в гибельных водах. Они взяли курс на остров Южной Метки — с тою точностью, с какой представляли свое местоположение. Вместо двух недель плаванье до острова заняло пять.
Чудовищ на пути встретилось так много, что леди София натерла мозоли на пальцах, зарисовывая их в альбом. Изображения монстров наполняли ее надеждой: Иона, родная кровиночка, обожает чудеса; такой альбом сделает ее счастливой! А Эрвин, наоборот, не поверит рассказам, и картинки понадобятся, чтобы утереть ему нос. София с упоением рисовала чудовищ, команде не удавалось прогнать ее с палубы в безопасную каюту. Но, говоря по правде, монстры не были худшей из бед.
Вода за бортом изменилась: стала тягучей и липкой, как болотная жижа, и смердела не то плесенью, не то мертвечиной. Суда еле позли, никакой ветер не позволял развить больше двух узлов. Время от времени из глубины океана поднимались пузыри — вздували жижу и лопались с мерзким чавкающим хлопком. Газ из пузырей был ядовит, с одного вдоха люди теряли сознание. А кроме того, он вспыхивал от малейшей искры. «Страж» познал это на своем опыте: пузырь накрыл его, когда готовился ужин. Взрывом трех человек смело с палубы, и липкая вода заглотила их, как пищу. Вспыхнул пожар, который едва смогли погасить. После этого на всей эскадре строжайше запретили огонь. У леди Мирей изъяли трубку, у леди Софии — масляную лампу, при свете которой она читала пьесы. Приготовление пищи было отменено. Команда перешла на сухое питание, и ничего более мерзкого София не пробовала за всю жизнь, поскольку сухари кишели мелкими белыми червями.
Стоит ли удивляться, что среди экипажа началась цинга. Сперва Потомок покрылся язвами, но его не приняли всерьез: «Ты черный, брат, на тебе незаметно». Затем у Шкипера выпал зуб — но и это сбыли шуткой: «Ты ж весь седой, по годам тебе зубья терять». А потом накрыло всю команду. У леди Софии кровоточили десна, кожа пестрела нарывами, зубы отвратно шатались. А морякам-то приходилось еще хуже: герцогиня могла лежать в койке, матросы должны были идти на вахту. София не понимала, как можно работать в таком состоянии. Она даже лежа едва не подыхала. Единственная мысль как-то поддерживала жизнь: вернусь — обрадую деточек и мужа! Привезу разгадку тайны и альбом, и еще щупальце в придачу! А что вся в язвах — это даже хорошо, мой монолог выйдет колоритнее…