— Как часто, по-вашему, мне следует страдать?
Минерва коснулась пальцем Вечного Эфеса.
— Леди Иона София Джессика рода Светлой Агаты, дарую вам право один час в сутки быть трагичною жертвой.
— Благодарю за высокую честь…
Она надела парик, растрепала, надвинула волосы на глаза. Мира подала зеркальце, Иона выглянула между прядей.
— Я — блондинка…
Блондинка, как Аланис. Она взяла меня за руку, призналась в любви — и умерла. Сеймур Стил погиб, защищая меня. Отец убит на моих глазах своим собственным сыном. Если у меня есть душа, она должна порваться на клочки.
Но мама жива — вернулась из чудесных странствий и подарила альбом. И братец жив — сидит же, зараза, смеется надо мною. И его альтесса рядом… Или не альтесса? Или одна из двух? Боги, я запуталась… Осталось в живых так много людей, которых я хочу любить! Можно, я не буду страдать? Можно, почувствую счастье? Хоть немножечко!..
— Умница, — Эрвин подал ей чашку. — Теперь выпей, и поговорим о серьезном.
— А прежде был не серьезный разговор?
— Нет, просто к слову пришлось. Ты — вовсе не главная тема, еще чего возомнила.
Альтесса брата — или не альтесса, все равно счастье, что жива — Минерва сказала:
— Леди Иона, вот главные новости. При так называемом дворе Адриана есть мои люди. Нынче утром прилетела птица. Адриан поймал Кукловода и заключил во Чрево.
— Чрево?..
— Это Священный Предмет, он погружает человека в некое состояние… как бы замораживает. И выйти оттуда нельзя, пока Чрево не откроют и пленника не разморозят.
— Виттор заморожен?!
— Еще не все. Адриану помогал Юхан Рейс. Он управлял Птахой без Плоти, он же запер Чрево. Но потом Магда отравила Рейса, и у Адриана не осталось носителей Предметов. Теперь они не могут ни применить деконструктор, ни запустить Птаху, ни разморозить Кукловода!
Иона не сразу осознала:
— То есть, Виттор пойман?
— Пойман, пленен, заморожен! И выпустить его можем только мы!
— И вы не сказали сразу?!
Вот это был миг восторга. Злодеи наказаны, а прекрасные родные люди — рядом. И настолько любят меня, что примут какой угодно! Кофейная чашка полетела в Эрвина, а подушка — в голову императрицы. Иона злилась безнаказанно. Как чудесно — иметь право злиться!
— Негодяи! Еще смели упрекать! Сами скрываете все хорошее, а потом обвиняете в трагизме!
Не без усилий они успокоили ее, придавили подушкой.
— Будет, будет, сестра…
— Все, как хотели! Я больше не жертва! Я злюсь, тьма вас сожри!
— Ты узнала первой. Даже совета генералов еще не было, сразу пришли к тебе.
Иона поправила парик, чтобы метнуть гневный взгляд из-под косматой челки:
— Ладно, на краткое время вы прощены. Чего хотите?
— Твоего совета. Адриан едет сюда на переговоры. Как с ним быть?
Иона не думала ни вдоха. План действий представлялся очевидным.
— Адриан должен отдать нам Чрево. Взамен гарантируем его безопасность и власть над Фаунтеррой до месяца мая, дальнейшее решит Палата. Батальоны Роберта и Стэтхема пошлем на штурм Створок Неба, усилим их Орудием и Перчаткой Могущества — она идеальна для осады горных фортов. В Створках захватим оставшиеся Предметы Виттора, в том числе Ульянину Пыль. Откроем чрево, угостим Виттора Пылью, заставим снять Абсолют…
Брат и Минерва слушали с интересом. Видимо, дальнейшая судьба Абсолюта вызывала у них сомнения, но не у Ионы. Кому отдать бессмертие? Конечно, всем сразу! Эрвин, матушка, Роберт, императрица, Нексия Флейм, Джемис Лиллидей — не так уж много осталось моих любимых, и я хочу, чтобы все были счастливы. Да, все! Я так хочу, я заслужила это!
— Абсолют оставим в общем владении, дадим клятву применять лишь при крайней нужде: для спасения жизни и для срочного перемещения. По истечении нужды будем сразу возвращать его в хранилище. А что касается Виттора…
Вот здесь Иона запнулась. Я — Север, не так ли? Да, я умею любить, за моих близких могу отдать что угодно. Но я все еще Север. Мою жестокость, мой ориджинский лед не деть никуда — если не выплеснуть на подходящую жертву. Так что же делать с Виттором?
Первыми пришли на ум самые лютые казни: сварить живьем, закопать в землю, содрать шкуру… Нет же, чушь! Любое из этих мучений я вынесла бы, согревшись близостью смерти. Убивать нельзя, ведь смерть — избавление. Он должен страдать без конца. Например, возить его в клетке по городам. Раздеть и обливать холодной водой, пускай дрожит и корчится на морозе. Пускай все видят, во что превратился «избранный». Или — замуровать в камере самой глубокой темницы и изредка спускаться туда, швырять в оконце сухари или кости. Мне будет приятно? Да, тьма сожри, наслаждение! Я отращу волосы и вплету перья, надену роскошное платье, алмазы и жемчуга. Тонкою белой рукой брошу ему кость, пальцы в рубиновых перстнях, как у Аланис. А чтобы получить воду, пускай говорит: «Душенька». «Душенька, я последний из гадов» — это стоит один глоток. Упасть на колени, биться лбом в поклонах — кофейная чашка… Ах, вот еще, как могла забыть! Первокровь делает его живучим. Хочу содрать лоскут кожи с лица, подождать, пока заживет, содрать снова. А можно — прекрасно! — взымать с него плату. «Желаешь пить? Положи в окошко кусочек плоти. Сам отрежь фунт своего тела — получишь ведро воды. Ведро кончится — отрежешь еще. Можешь вырвать глаз, это ценится дороже».