— Сегодня в утренней молитве мы попросим богов только об одном — о терпении. Нужно выстоять всего лишь неделю или две — и победа придет! Помолимся, друзья мои…
Воины по сторонам дороги принялись бубнить, осеняя себя спиралями. Переваливаясь на ухабинах, телега двигалась прочь от замка. Голова пленницы ритмично покачивалась под мешковиной.
Шатры беломорцев остались позади, начался лагерь закатников. Он был почти пуст: большинство солдат ушло к замковой стене, чтобы слышать графа. Те немногие, что остались, готовили завтрак. Кое-где горели костры, булькала вода в котелках. Их было мало — на пальцах сосчитать. Солома в кострах чадила едким удушливым дымом. Солдаты тихо и хмуро перешептывались, провожая телегу тяжелыми взглядами. На всякий случай Джоакин подкатал рукав, чтобы стал виден Перст на его предплечье.
— Чего она молчит, ну? — спросил Мартин.
— Вам не угодишь. Когда болтает — тоже жалуетесь.
— Она по-особому молчит.
Громкий, болезненный стон донесся из лагеря. Несколько раненых выбрались погреться на солнце. Выглядели они так, будто неделю пролежали в гробах. Один снимал повязку с ноги — это и стало причиной стона. Плоть под повязкой имела иссиня черный цвет. Джоакин крикнул раненому:
— Эй, ты! Покажи ее лекарю, а то помрешь!
— Отрежет.
— Помрешь, говорю! Гнилая кровь!
— Угу…
Другие закатники стали смотреть. Не на путевца, а на его кобылу, которую вел за поводья Айви.
— Давай-ка, — буркнул Джо вознице. Тот подхлестнул быка.
Проехали лошадиный скелет. Над гладкими, выбеленными костями лениво вились несколько мух. Скелет лежал тут и вчера, и позавчера. Какого черта до сих пор не закопали?..
Проехали солдата, который медленно, с натугой резал сапог на лоскуты. Рядом сидели еще трое, на земле между ними валялись игральные кости. Мартин дернул Джоакина за рукав:
— Ну, скажи ей, чтобы не молчала!
— Что она вам далась?..
Дорога изогнулась и пошла на спуск. Обогнули несколько пустых фургонов, которые раньше играли роль складов. Миновали невысокий вал со рвом — первую полосу укреплений. Часовые только переглянулись вместо приветствий, один буркнул:
— Разъездились.
Вдруг странный запах шибанул в ноздри. Рот наполнился слюной: похоже, кто-то варил мясо. Группа закатников собралась вокруг костра в тени частокола. Они устроились так, чтобы ветер гнал запах прочь от лагеря. Джо и Мартин ощутили его лишь потому, что уже спускались с холма.
— Останови, — приказал Джоакин и спросил куховаров: — Что готовите, парни?
Один из них шаркнул ногой, оттолкнув за спину что-то мелкое, белое — косточку, что ли?.. Другие встали рядом, загородив собою место трапезы.
— Да это, такое всякое…
— Толком отвечайте! Что у вас в котле?
— Того да сего. А че тебе?
Джо поиграл рукой с Перстом.
— Где взяли ваше того-сего?
— Там уже нет, кончилось.
— Покажи кость.
— Какую?
— Которую в землю втоптал.
— Гы-гы. Ты обсмотрелся, нет там ничего…
Джоакин не знал, как поступить. Он же не офицер, это вроде бы не его дело. Кивнул с вопросом лорду Мартину, но тот намертво прилип к волчице: таращился на нее во все глаза, силясь что-то распознать сквозь мешковину.
— Трогай, — буркнул Джо мужику. Когда отъехали ярдов на десять, Айви обронил:
— Жрут, гады…
И вдруг Джоакин заметил то, о чем говорил Мартин: волчица действительно молчала странно. То ли шея ее слишком напряжена, то ли пальцы сложены как-то особенно, то ли дыхание слишком вяло проступает сквозь ткань… Захотелось сорвать с головы мешок и посмотреть ей в лицо. Но делать этого не следовало: граф строго-настрого запрещал.
— А что она обычно говорит, когда едет с вами?
— Да ну… — Мартин отвел глаза.
— Милорд, ну какая тут тайна? Вы ж сами хотели, чтоб я услышал.
— Ну это… Говорит, что я — раб.
— Как — раб?
— У Вита. Мол, я за ним выношу помои.
Джоакин принужденно хохотнул:
— Выдумала тоже!
— Еще говорит, Вит меня не уважает, а терпит. Разозлится — побьет, подобреет — приласкает. Ну, как плохую собаку.
— Будет вам, милорд! Нашли кого слушать. Снова рот раскроет — вы ей…
Джоакин потряс кулаком. Мартин согласился без особой радости.
Спуск сделался круче. Возница пыхтел, бык припадал на задние, удерживая вес телеги. Остался позади второй вал — выше и круче первого, снабженный стрелковыми площадками. На них отдыхали лучники: скинув куртки, лежали на солнышке, почесывали худые брюха.