А ночью, разрывая то, что осталось от Аланис, являлись отец и брат. Молча поджимали губы, брезгуя говорить. Отворачивались от нее, рассматривали опустошенную Альмеру. Аланис пыталась объяснить им… Но что тут скажешь? Она идет рука об руку с их убийцей — и не может набраться духу на правильный поступок.
Орду нагнал курьер — всадник из гана Ондея. Он сообщил Паулю: волчий герцог высадился в Степи с четырьмя сотнями воинов. Жалкая горстка! Ганта Ондей сжег его корабли, так что теперь волчара не сбежит. Он отступает вглубь Степи, ганта преследует его и неминуемо положит в пыль.
— Хорошо, — равнодушно сказал Пауль. Он предпочел бы увидеть голову герцога.
Всадник сказал:
— Ганта Ондей извиняется за то, что волк еще жив. И шлет тебе подарок: это нашлось в одном из кораблей.
Он отдал Священный Предмет, похожий на браслет грубой работы. Вот теперь Пауль улыбнулся:
— Славная находка! Она облегчит мое дело!
И спросил Аланис:
— Как думаешь, кому это отдать?
Она вспомнила: Предмет звался Голос Бога, его носила женщина по имени Гвенда, служанка кайра Джемиса. Надо полагать, теперь она мертва…
— Я не знаю, командир. Что это такое?
— Мгновенная связь, — Пауль показал ей второй такой же Предмет, надетый на его запястье. — Те, кто носят такие штуки, могут говорить друг с другом на любом расстоянии.
— Ты разделишь орду на два корпуса, — сказала Аланис. — Один уведешь на север, второй пошлешь в столицу. Ясное дело, отдай Предмет командиру столичного корпуса.
— И кого же назначить командиром?
Зачем он спрашивает? — удивилась Аланис. Ему не нужен совет, здесь все очевидно. Среди тех шаванов, что рвались в Фаунтерру, есть два уважаемых вождя: ганта Корт и граф Юхан Рейс. Корт старше и опытней, зато Рейс боготворит Гной-ганту. Поставь Юхана во главе армии — и армия будет послушна Паулю, как собственная рука.
— Меня, — сказала Аланис.
— Что — тебя? — Пауль выпучил глаза.
— Отдай мне столичный корпус. Давно хотела иметь свое войско.
Он рассмеялся в ответ. И, конечно, позвал Юхана Рейса… Но Аланис успела заметить огоньки в его глазах. Бесчувственность Пауля дала крохотную трещинку.
Заставь противника сделать то, что тебе нужно, — сказал бы хитрый, хитрый Эрвин. Зеркальце больше не утешало, но сообщало важные сведения: Аланис стала краше, чем когда-либо. Дорога отшлифовала ее тело, убрала последние унции жира, покрыла загаром. Душевная боль отпечаталась на лице, сметя все тени легкомыслия, заострив черты, наполнив чувством взгляд. Старый шрам сочетался с бездною глаз и яростью губ. Он выглядел средоточием силы и тайны. Под красотою Аланис теперь лежала пугающая глубина.
Однако этого не было достаточно. Требовались действия.
Первый раз вышло само собою, без расчета. Вместе с Паулем Аланис въехала в разоренное село. Шаваны заканчивали потрошить дома и готовились выдвигаться. Один задержался, занятый делом: насиловал деревенскую девчонку. Он забыл о ней, когда увидел Аланис. Механически продолжая двигать тазом, вывернул шею, выпучил глаза, уставился на герцогиню. Она подъехала к нему и хлестнула нагайкой. Он так удивился, что застыл. Она стала бить наотмашь, сдирая шкуру. Шаван озверел и бросился к мечу. Аланис направила коня и растоптала его. Развернулась, снова проехала по трупу, перемалывая в кровавую кашу. Лишь потом вспомнила о Пауле.
— Этот скот пялился на меня.
Она плюнула в лужу крови. Пауль помолчал, будто пытаясь что-то в ней разгадать. Ухмыльнулся. Предложил:
— Там колодец. Хочешь воды?
Потом она увидела шаванов, которые вели пленных на привязи за конями: пару юношей, пару девушек. Аланис потребовала:
— Отпустите!
— Э, нет. Гляди, какие свежие. В Шиммери за них дорого дадут!
— Я велела отпустить.
Пауль остановился рядом, заинтересованный. Для него, а не для шаванов Аланис пояснила:
— Пленные замедлят ход. Вы отстанете.
— Ничего, побегут.
Она сказала:
— Тогда — вон из орды.
Шаваны заржали, но смех быстро утих. Пауль не опроверг слов Аланис. Он ждал, чем закончится. Она ждала исполнения приказа.
— Гной-ганта… — начал было шаван, и Аланис рыкнула:
— Кто разрешал говорить с моим мужчиной? Вы не ханида вир канна! Прочь отсюда, шакалы!
Теперь они испугались. Что-то пролепетали, отрезали веревки, державшие пленных. Кроме одной.
— Эта баба такая красивая… Позволь хоть ее оставить. Возьмем в седло, быстро поедем!