Алишер — другое дело. Этот старался выслужиться перед Паулем и постоянно терся около Аланис. Если Гной-ганта спросит, Алишер отчитается за каждый ее шаг. Это было противно, как застать шпиона под дверью.
— Держись поодаль! — Велела она Алишеру.
— Я должен тебя стеречь. Гной-ганта приказал.
— Тьма сожри, я десять раз могла сбежать! Гной-ганта знает, что я верна ему!
Алишер подмигнул ей:
— Ты — красавица. Всякий знает: красавицы переменчивы.
И он ехал прямо за ней, дыша в затылок. Алишер был молод и горяч, весь аж бурлил, наполненный жизнью. Не приходилось сомневаться: он всю дорогу жрет ее глазами. После унижения с Паулем, ей были противны и мужчины, и их взгляды.
— Не смотри на меня!
— Ай, не бойся, нового не открою. Я уже видел тебя голой.
Она вспомнила, сгорая от стыда: Алишер был среди тех часовых, что берегли сон Пауля.
— Тем более! Насмотрелся! Отвернись или выколю глаза.
Алишер ухмыльнулся:
— Тогда придется стеречь тебя наощупь.
Во время привала герцогиня переоделась в самое невзрачное из своих платьев. Но даже оно не скрывало всех прелестей фигуры. Алишер продолжал поедать ее, смаковать и обсасывать. Она свирепела.
— Найди себе бабу, поимей и успокойся!
— Ай, не ожидал. Я-то думал, ты не любишь, когда насилуют крестьянок.
— Найди овцу или козу!
— Я бы нашел, да за тебя волнуюсь: вдруг приревнуешь? Ничего нет страшнее, чем ревность красавицы!
Аланис пожаловалась Хайлаху. Ганта ответил равнодушно:
— Мы — ханида вир канна, достойные видеть. Можем смотреть на самого Гной-ганту, а на тебя — подавно.
— Он должен сражаться, а не мечтать о барышнях!
Хайлах усмехнулся:
— Не хочет драться — ему же хуже. Мне больше добычи останется.
Хитрый, хитрый Эрвин… почему он так часто лезет в голову теперь?! Эрвин спросил бы: отчего ты не прогонишь Алишера? Накинься на него со всею злобой, как тогда, в Славном Дозоре. Атакуй с полной силой — и растопчешь. Но ты только бранишься понемногу… Может, не так и хочешь, чтобы он исчез?
Аланис вдумалась глубже и признала за Эрвином долю правды. В отличие от большинства шаванов, Алишер был красив и радовал глаз. Что важнее, он был дерзок и смел. Не боялся проявить себя — так же, как сама Аланис. Он вызывал не только злость, но и симпатию. Полезно ли это?..
— Алишер, — спросила она, поймав очередной восторженный взгляд, — что ты готов для меня сделать?
— Ай, красавица! Я для тебя собью Звезду с неба. Я для тебя Дымную Даль переплыву. Я полечу в Орду Странников и приведу тебе лучшего коня!
Проверим, — подумала Аланис.
В разграбленном селе она увидела пьяных шаванов, дравшихся за серебряную икону.
— Отдайте мне, — сказала Аланис. — Я хочу ее.
Спьяну они не поняли, с кем говорят, и огрызнулись. Ей только того и надо было. Голою рукою, унизанной перстнями, тронула плечо Алишера:
— Они мне неприятны. Пускай станут пылью.
Ханид без колебаний испепелил драчунов. Аланис подобрала икону… Что с ней делать теперь? Это даже не Агата, а Людмила, Праматерь землепашцев… Отдала ее Алишеру:
— Возьми в подарок от меня.
Алишер с серьезной рожей поцеловал лик Праматери.
Воображаемый Эрвин сказал ей: прелестно, дорогая, ты обзавелась рабом. И что теперь?
Пускай будет битва, — думала Аланис. Наши не могут отступать бесконечно. Рано или поздно они примут бой, шаваны столкнутся с серьезной силой. Ханида вир канна переломят сражение в свою пользу… Но их очень мало. Четверо в Рей-Рое, охотятся за Эрвином. Полтора десятка полегли в бою с Лиллидеем. На их место взяли новых — неопытных, слабых. Двое остались в засаде в Славном Дозоре. Итого здесь, с Паулем, чуть больше тридцати перстоносцев, из коих только двадцать опытны в стрельбе. Если во время боя Алишер откроет по ним огонь и уложит хотя бы половину — это может переломить ход сражения!
Аланис стала поощрять Алишера:
— Хорошо, смотри на меня, но докажи, что достоин. Собьешь ли ты вон то яблоко с дерева? А горшок с плетня? А голубя с крыши?..
Тут и там она придумывала для него цели, давала советы, подслушанные от Чары. Требовала, чтобы Алишер стрелял чаще, больше, точнее. Когда делал успехи, вознаграждала: поглаживала его плечо, теребила волосы. Алишер стрелял все лучше — и все быстрее терял рассудок.