— Как прошел ваш день, милорд? — спрашивал Давид во время привала и подавал Эрвину кружку вареной травы, заменявшей чай.
— Я знал паренька, который каждым вечером говорил: «Хороший выдался денек, милорд». В дни, подобные нынешнему, я хотел его убить.
— Окиньте взглядом все течение жизни — и один плохой день покажется мелочью. Год спустя вы даже не вспомните о нем.
— Эти слова можно сказать по любому поводу, — скептически заметил Эрвин. — Похоже, вы нашли отговорку от всякой печали.
— Вот только она сгодится не каждому человеку. Тот, кто имеет великую цель, меряет время годами, а воду — морями. Он не станет грустить из-за скверного дня или кружки горького чая.
— Боюсь, мне придется испить не кружку, а целое море горечи. Как вы могли заметить, моя великая цель идет прахом.
— Возьмите себе мою, — предложил Давид.
Эрвин криво усмехнулся:
— Долететь до Звезды? О, скоро я достигну этой цели, причем безо всяких летательных машин! К слову, вы так и не сказали, зачем вам туда.
Давид сменил тему:
— Обратите внимание, милорд: жизнь дала аргумент к нашему прошлому спору. Давеча я говорил, как хорошо бы было, если б каждый имел свой Священный Предмет.
— Наконец-то, отче! Увидели Персты в деле и поняли свою ошибку?
— Напротив, укрепился во мнении. Если б каждый владел Предметом, они бы не были чем-то особенным. Пауль не подавил бы волю шаванов и не встал бы во главе орды. А вы, милорд, сражались бы с Ондеем наравне.
К удивлению Эрвина примешался гнев:
— Вы помогаете раненым, воочию видите работу Перстов! Где ваше сочувствие?
— Взгляните шире, милорд. Беда не в Перстах как таковых, а только лишь в их исключительности. Обычный рыцарь на коне был бы жутким орудием в бою против голых дикарей с палками.
— Орудием… — повторил Эрвин, найдя для себя что-то в этом слове.
— С другой стороны, милорд, можем представить себе и другой мир. Некий виток Вселенской спирали, где существуют не только Персты Вильгельма, а и более могучее вооружение. Тамошние мечи способны уничтожать целые города, превращать моря в пар и ровнять с землею горы. Но войны на том витке даже не возникают, поскольку все силы уравновешивают друг друга. Никто не смеет нанести удар, ибо знает, что получит ответный.
Эрвин хмыкнул:
— Отчасти вы меня утешили. В сравнении с описанным миром, мои беды — чепуха.
— Напротив, милорд: это очень счастливый мир! На том витке спирали не только оружие, но и все инструменты настолько же совершенны. Поезда мчатся быстрее арбалетных болтов, башни поднимаются на сотни этажей. Мастерские производят тысячи товаров в день, и почти без помощи человеческих рук. Один крестьянин с тамошним плугом может вспахать целое баронство. Все люди грамотны, и каждая книга на свете доступна всякому. Достаточно применить один Предмет — и прочтешь любой труд, написанный когда-либо.
— Любопытно, что в это время делают другие крестьяне…
— Простите, милорд?
— Ну, если один мужик возделывает целое баронство, то зачем барону остальные? Он их выгонит к чертям, и они перемрут с голоду.
— На том витке спирали никто не гибнет ни от голода, ни от болезней. И пища, и лекарства производятся в таком изобилии, что хватает абсолютно всем!
— Сказки какие-то… — выронил Эрвин, но ощутил облегчение: буйные фантазии Давида отвлекали от безнадеги. — А разве люди в этом вашем мире не испытывают жадности? Если, положим, боги отпустили на каждого по сотне эфесов довольства — что помешает одному ограбить девятерых и забрать себе тысячу?
— Культура, милорд. Мир очень изобилен, деньги и блага достаются малым трудом, а вот репутация и доброе имя дорогого стоят. Никто не рискнет большой ценностью ради малой.
— Репутация… — Эрвин как следует обдумал ответ. Было приятно посвятить мысли чему-либо, кроме отчаяния. — Неужели каждый в том мире имеет достоинство и честь?
— Именно так. Мир настолько изобилен, что детям совсем не нужно трудиться, а взрослые дают отпрыскам и образование, и воспитание. Представьте: каждого человека там обучают так хорошо, как у нас — лишь королей и великих лордов.
— Среди великих лордов тоже встречаются мерзавцы, — отметил Эрвин. — Но главное сомнение в другом. Я стараюсь поступать по чести не только из-за воспитания. Я принадлежу к сословию дворян, хуже того — к северным лордам, и даже больше — к агатовцам. Надо мною довлеет мнение всех этих благородных зазнаек. Будет очень досадно, если сестра напишет мне: «Я — Север, а ты — нет». Или Роберт посмотрит укоризненно и скажет: «Бывает…».