Ерпил поперхнулся готовым сорваться с губ позорным криком.
- Счастья своего не понимаешь. Раз туда попал, так тебе двойная доля будет. Ковчежец доставай.
Атаман сказал это спокойно, словно и не случилось ничего и каждый из разбойников вдруг понял, что он и эту случайность предусмотрел, и что прямо сейчас, на глазах у всех, он вытащит неудачника из клетки, как бывало, вытаскивал из других неприятностей. Желая как можно быстрее выбраться из ловушки, и не смея ослушаться, Ерпил в два шага добрался до стола и схватил шкатулку. Внутри что-то брякнуло. Его руки дрогнули, и он чуть не выронил ковчежец.
- Раззява, - покровительственно пророкотал атаман. - Я те уроню… Тащи ее сюда.
Вот в его голосе не было ни страха, ни ожидания неприятностей. Спокойный такой голос, внушающий уверенность в будущем, словно предвидел он все, что было и все, что будет. Ерпил подошел к решетке.
- Давай.
Атаман протянул руку сквозь прутья. Ерпил на шаг отступил, прижал находку к груди.
- А я? Я как же?
Мазя посмотрел на него тяжело и под этим взглядом разбойник, словно лишившись разума, протянул атаману ковчежец. Атаман раскрыл его, усмехнулся. Внутри было именно то, за чем они шли сюда, все, как говорил колдун.
Он сунул шкатулку за пазуху и достал оттуда один из колдовских горшочков. Раскрыв глаза Комар смотрел на него, ожидая колдовства, что размечет решетки, но атаман распорядился по-своему. Подержав горшочек, он вернул его назад, за пазуху.
"Не захотел, видно, на такую малость колдовство тратить." - подумал Комар, переживая дурную радость от того, что это Ерпил стоит там, а не он. - "Ну конечно… Таких как Ерпил много, а колдовство - одно…" Ерпил тоже понял, что это значит, и в страхе попытался протиснуться сквозь прутья, но ничего у него не вышло. Решетка только чуть скрипнула, там, где рукоять ножа, висевшего на поясе, задела за поперечину.
- За что я тебя люблю, дурака, так это за доверчивость.
Разбойник стиснул зубы. Черниговский князь - не Журавлевский Круторог, лютовать понапрасну не будет, но и особенной любовью к разбойниками он тоже не отличался. Убьет или искалечит. Что ж… Видно Судьба…
Страх пробежал по лицу, превращаясь в тупую покорность.
Атаман усмехнулся.
- И за преданность, конечно.
Сгрудившиеся позади разбойники слушали разговор, гадали, как поступит атаман, правда голос никто не поднимал. Мазя посмотрел на них обернувшись, ухмыльнулся отечески.
- Ну, что встали? Лом сюда давайте…Вызволять будем нашего товарища, что себя не жалея, геройски в западню попал.
Все разом облегченно заулыбались. Вот оно, оказывается как! Кто-то передал атаману лом, теперь понятно, зачем захваченный с собой, а Мазя сунул его между железными прутьями, и ухнул. Железо хрустнуло, на пол, словно спелые желуди с дуба, посыпались заклепки и тут, как будто именно этого они и ждали, стена слева от ниши раздвинулась, и оттуда с железным звоном выпрыгнули люди.
- Дождались! - в голос выругался Мазя. Он прыгнул в сторону. Времени, чтобы выхватить меч у него не было, и он отразил первый удар ломом. Те, кто сидел в засаде, вознаградили себя за долгое молчание яростным воем. Комната сразу стала тесной, наполнилась звоном, криками. Добавил своего и Ерпил, что с воплем протискивался в щель. С боков к нему уже бежали двое, и он вертел головой, соображая, успеет уйти целым, или нет. Мазя прыгнул к левому, а Комар, ухватился за ворот и потащил товарища на себя, помогая продавиться между прутьями. Страх сделал его скользким. Зацепившись за обломок железа, он беззвучно - треск рвавшейся материи заглушило молодецкое уханье атамана и грохот сталкивающегося друг с другом железа - протискивался на свободу.
Мазя взмахнул ломом, и княжеские дружинники, не желая попасть под удар, попятились. С гордостью за атамана Комар подумал, что такого удара ни один доспех не выдержит. Лом, словно замороженная колдовством струя воды летал слева направо. Вот он, атаман, рядом, а поди возьми его…
- Назад! - заорал Мазя, перекрикивая звон и уханье. - Назад, уходим.
Позади скрипнули двери, но разбойник даже не обернулся. Слава Светлым Богам за спиной были только свои. Комар отшвырнул в спасительную темноту Ерпила и встал позади атамана, стараясь не попасть под всесокрушающее железо. Тот почувствовал его и скомандовал.
- К двери!
Из-за атамановой спины Комар в последний раз оглядел комнату. Да-а-а-а-а. Было тут что беречь! Теперь, когда тут горели факелы, стали видны и сундуки с добром и шемахандские ковры по стенам и посуда на столе. Нет, не зря дружинники ярятся!
Атаман дважды взмахнул рукой, и что-то бросил в темноту по обеим сторонам от себя. В полутьме сухо треснуло, и комната заполнилась дымом. Оттуда, из дыма, послышались проклятья, и Комар, к немалому своему облегчению, понял, что и тут колдун не обманул, что колдовство у него оказалось зрелым, правильным.
Опережая остолбеневших дружинников, разбойники дружно бросились к двери.
А и правда, что тут делать? Делать тут больше было нечего.
Можно, конечно, было подраться, показать храбрость, но кому ее тут было показывать, храбрость-то? Дурням, что не смогли устеречь то, что им приказано было стеречь пуще глаза? Или самим себе? А зачем? В своей удали никто из разбойников не сомневался, да и дружинники, пожалуй, в храбрости ночных гостей тоже. Это ведь у разбойников хватило смелости прийти ночью в княжий терем и украсть не абы что, а именно то, что заказывали, а не у дружинников, тем более что как раз дружинников-то княжьих разбойники в своем логове что-то не видели…