Ответа на глухой стук в дверь нет. Пожалуйста, открой, не заставляй меня... Ладно, постучу погромче... Ещё раз... Да, кажется, слышатся чьи-то шаги... Дверь открывается...
Стоящая на пороге очень симпатичная женщина в длинном платье и c двумя косами, сплетёнными в нечто, напоминающее корону, вскрикнула и попятилась назад. Александр посмотрел на неё и тихо, стараясь сделать голос как можно более мягким, сказал:
- Глупо было прятаться здесь, Мария. Видишь, я нашёл тебя. Прошу, отдай мне его, и покончим с этим. Вместе вернёмся в мой особняк, и снова будем счастливы.
Женщина прижалась к стене, но её лицо из очень испуганного вдруг начало становится торжествующим. Мария оскалилась в улыбке, смешивающей радость и злобу, и рассмеялась:
- Давай, ищи, его здесь нет! Ищи, ищи, трать время впустую! Тебе его никогда не найти, слышишь? Никогда! Ты можешь залезть в мою память, можешь пытать меня - делай что хочешь, но я сама не знаю, где он теперь!
- Что? Ты лжешь! - в ярости вскричал Александр и бросился вглубь дома, сопровождаемый громким, почти сумасшедшим, смехом женщины. Офицер обыскал одну комнату, другую, третью... Вот он заметил стоящую в углу детскую люльку, и душа его наполнилась зловещей радостью. Он подбежал, сдёрнул маленькое одеяльце... и взревел от гнева - вместо ожидаемого ребёнка в люльке лежали лишь скомканные тряпки... Александр кинулся назад и схватил всё ещё смеющуюся Марию за плечи.
- Говори, где он! - закричал он, и ударил женщину об стену избы с такой силой, что с находившейся рядом полки свалилась и вдребезги разбилась вся посуда.
- Посмотри сам, что ты медлишь? - смеялась Мария. - Залезь ко мне в голову так же, как залез к Всеволоду! Я знаю, что он и не думал на тебя нападать, ты убил его без всякой на то причины - убил только за то, что он поцеловал меня! Но своего сына ты не убьёшь!
- Он мне не сын! - проорал Александр и уставился женщине прямо в глаза. Казалось, та сама помогала ему проникнуть в свой разум, желая показать воспоминания.
Офицер увидел, как Мария, завёрнутая в ту же шубу, что и ранее, отдавала кричащий свёрток какой-то старой женщине посреди заснеженной улицы. Из её глаз текли слёзы, руки дрожали, но она старалась держать себя в руках...
- Позаботься о нём, - умоляющим голосом говорила Мария. - Увези его далеко отсюда, спрячь так надёжно, как только сможешь! Не говори мне, куда направляешься, ибо я знаю, что Александр рано или поздно найдёт меня.
- Мария, почему ты не можешь поехать со мною, это же твой сын? - спросила старуха.
- Я должна навести мужа на ложный след... Надеюсь, это сработает, и, когда он кинется за тобой в погоню, будет уже поздно... А теперь уезжай, умоляю, я не вынесу ещё одно взгляда на моего мальчика... И да хранит вас обоих Господь!
Она перекрестила своё дитя, и, отвернувшись, поспешила в надвигающуюся метель, баюкая в руках напоминающий ребёнка, но на самом деле набитый тряпками, свёрток.
- Ты... ты знаешь, где он, ты должна знать! - проревел Александр, покинув сознание Марии. - Я тебя знаю, ты не могла просто так отдать его! Говори! Говори сейчас же!
- Ты всё видел, - засмеялась та в ответ. - Мне было тяжело... очень тяжело... Так, что ты, бессердечная тварь, даже не можешь себе представить! Но я знала, что это единственный выход, и я решилась! У меня не было выбора, и я отдала его, и теперь сама не знаю, где он!
- Нет... нет... - прорычал офицер, отступая пару шагов назад. - Я не мог...
- Ты ошибся! Я провела тебя! - женщина зло уставилась на мужа. - Я! Провела! Тебя!
Внутри Александра смешались ненависть, горечь, злоба и... внезапно возникшее откуда-то чувство любви... Он вдруг почувствовал себя очень плохо, его будто выжигало изнутри... И, пытаясь погасить эту боль, он умоляющим голосом прошептал:
- Ладно, ты победила... ты спасла его... давай вернёмся и забудем обо всём...
- Что? Ты совсем рехнулся, Александр? - лицо Марии скривилось в страшной гримасе, будто она видела перед собой крайне омерзительное зрелище. - После всего, что произошло, ты предлагаешь мне вернуться? Вернуться и быть с тобой? Ты... заставил меня пойти на такое... и теперь... Нет, гадина, ты до скончания веков будешь мучаться один-одинёшенек! Ты уйдёшь в забвение, рано или поздно ты сгинешь навсегда, и твой сын никогда не узнает, каким чудовищем был его отец! Впрочем, ты был прав - он не твой сын, а только мой. Прощай, Александр. Я знаю, что ты сейчас сделаешь, так что... прощай и мучайся. Без меня.