— Никогда! — Мишель ударил себя в грудь. — Буду нем, как могила!
— Очень на это рассчитываю. В противном случае — сам понимаешь.
— Что? — помолчав, осторожно спросил Мишель.
— Что самый надежный способ заставить свидетеля молчать — это до конца дней упрятать его в тюрьму.
— О…
Цветом лица Мишель сравнялся с простыней, на которой лежал. А я мысленно похвалил себя за то, что не сказал ему правду — относительно того, какой способ избавления от свидетелей на самом деле является наиболее надёжным. Нечего пугать парня ещё больше, и так еле дышит.
— Ты проявил отвагу, — продолжил я, — помог обезвредить государственных преступников. Без тебя я бы не справился. Это, разумеется, тоже учли. Мне поручено выразить тебе благодарность.
Я протянул Мишелю руку.
Он осторожно пожал. На лицо постепенно возвращались краски.
— А ты… — пробормотал Мишель. — Ты работаешь на тайную канцелярию, да?
Я вспомнил Витмана и постарался придать лицу такое же непроницаемое выражение.
— Это — тоже тайна, Мишель.
— О, да! Я понимаю. Теперь, по крайней мере, всё встало на свои места.
— Что именно?
— Да всё! Твоё поведение, привычка командовать. Слова, которые у тебя время от времени вырываются. Твои… навыки. Право, я не думал, что ты умеешь так жестоко драться.
— Иначе было нельзя.
— Да-да. Я же сказал, я понимаю! И теперь буду знать, что это связано с твоей работой.
Если бы я мог — Мишеля расцеловал бы. Сам придумал историю, оправдывающую моё поведение, сам в неё поверил. Что может быть лучше? Теперь уж я точно надолго избавлен от вопроса «кто ты такой».
А Мишель шумно выдохнул. Пробормотал:
— Спасибо, Костя. А то я, говоря по чести, не знал, что и думать! Боялся, что отчисление из академии — самое малое, что мне грозит. Я ведь… Я ведь…
— Подкатывал к великой княжне?
Бледность Мишеля мгновенно сменилась багровостью. От смущения он, кажется, дар речи потерял.
— Ну, ты ведь не знал, что это великая княжна, — добродушно сказал я. — И, в конце концов, ничего такого страшного не сделал. Соблазнить её, насколько понимаю, не успел.
— Костя!!! Что ты такое говоришь?!
— Неужели успел? — «удивился» я. — Хм-м. Это меняет дело.
— Нет! — Мишель аж с кровати вскочил, забегал по палате. — Разумеется, нет! Как тебе такое в голову могло прийти?!
— А. Ну, нет — так нет. На нет и суда нет. Чего ты тогда разволновался?
— Костя!!! Это… Это какой-то запредельный цинизм! Что ты несёшь?! Откуда у тебя вообще такие фантазии?!
Мишель бегал по палате, горячо и многословно рассказывая о том, что подобных мыслей в отношении великой княжны у него не было и быть не могло! Что намерения его были чисты и благородны! Что он вообще не понимает, отчего этому аспекту отношений между мужчиной и женщиной уделяется столь пристальное внимание! И так далее, тому подобное.
Я про себя посмеивался и радовался, что медсестричка, похоже, сказала правду: господин Пущин и впрямь совершенно здоров. Пора выписывать. А что до так называемых фантазий — у Мишеля ещё будет время изменить мнение. Когда перейдёт от теории к практике… В момент, когда Мишель выдохся и готовился к заходу на второй круг, в дверь палаты постучали.
— Господин Пущин. К вам посетитель, — объявила медсестра.
Я на всякий случай напрягся. Кому бы это могло прийти в голову навещать Мишеля? И кто вообще мог знать о том, что он здесь находится?
Но чувство опасности молчало. А в следующий миг в палату впорхнула Полли.
Ох, ну точно! Мишеля ведь унесли на носилках у неё на глазах.
— Здравствуй, Костя, — увидев меня, сухо сказала Полли. И, совсем другим голосом, нежным и переливчатым: — Здравствуй, Мишель! Зачем ты встал? Тебе ещё рано. Может закружиться голова. Немедленно вернись в постель.
Мишель от такого внимания расцвёл. Зарделся и послушно сел на кровать.
— Я принесла тебе ирисы, — объявила Полли. — Они едва успели раскрыться, так чудесны! Ты любишь ирисы, Мишель? — Она развернула бумагу, укрывающую букет.
— Обожаю, — глядя на то, как Полли прижимает цветы к пышному декольте, пробормотал Мишель.
— Принесите, пожалуйста, вазу, — распорядилась Полли, повернувшись к медсестре.