Я, не упоминая само похищение, рассказал о том, как дрался со злоумышленниками. О том, как обезвредил фальшивую Агнессу. О разговоре в телефонной будке…
— Стоп! — снова сказал Платон. — Как назвал Витман заклинание, которое применили против вас?
— Ментальная блокада.
— Значит, я прав, — удовлетворенно кивнул он. — Ваш восьмой уровень не смог бы выдержать атаку такой силы. Вы зашли в телефонную будку, уже будучи более сильным магом, чем были до поездки в Кронштадт.
— И всё?
— А что ещё вы хотите услышать? Узнать, как работает Изначальная магия?
— Хотя бы.
— Это вопрос, увы, не ко мне. И, говоря по чести, представления не имею, с кем вы могли бы его обсудить. Владение Изначальной магией — не та штука, о которой рассказывают каждому встречному и поперечному. Единственный носитель Изначальной магии, в чьей способности управлять ею можно не сомневаться — поскольку информация общеизвестна, — это…
— Император? — догадался я.
— Совершенно верно.
— А помимо него…
Платон развёл руками:
— Как уже сказал — был бы рад вам помочь. Но, к сожалению, такой информацией не владею. Впрочем, как бы там ни было… — Он взглянул на часы, висящие на стене лаборантской. — Поздравляю, ваше сиятельство!
— С девятым уровнем?
— И с этим тоже. Но, прежде всего — с днём рождения. Вот уже полтора часа, как вам исполнилось семнадцать лет.
— Спасибо, — машинально поблагодарил я.
А в следующий момент сообразил, чем это чревато. Почувствовал, как кривятся губы, и с трудом сдержал стон.
— Что-то не так, Константин Александрович?
— Всё просто чудесно, — буркнул я. — Представил себе, как на меня завтра набросится с поздравлениями Полли. Как раструбит об этом знаменательном событии всем, кто по каким-то причинам до сих пор не в курсе. Как в столовую притащат торт размером с Летний дворец, а мне на протяжении трёх часов придётся изображать из себя радушного хозяина вечеринки.
— На вашем лице написан удивительный энтузиазм.
— Не сомневаюсь.
— Но вы упустили один нюанс.
— Какой же?
— Помимо торта заказаны ещё оркестр и праздничный салют.
Я не сдержался и всё-таки взвыл.
Платон негромко рассмеялся:
— Шучу, Константин Александрович! Не удержался, простите. Сомневаюсь, что мне когда-нибудь ещё могла бы представиться возможность увидеть на вашем лице такой запредельный ужас… Нюанс, который я упомянул, несколько иного рода. Видите ли. День рождения — не только у вас. Вы с её сиятельством Надеждой Александровной родились в один день. И нам с Григорием Михайловичем удалось убедить её сиятельство, что лучшим подарком для вас станет совместное празднование именин во время каникул. Посему относительно проведения мероприятия здесь, в академии, можете не беспокоиться. Госпожа Нарышкина, безусловно, вспомнит об этом дне — так же, как ваши близкие друзья. Но — не более. Торты размером с Летний дворец вам уж точно не грозят.
— Платон! — Я от души стиснул ему руку. — Вот это действительно — подарок! Как вам удалось уговорить Надю?
— Было непросто, — признался Платон, — пришлось подключать Нину Романовну. Совместными усилиями мы справились. Однако, прошу не забывать — мероприятие не отменено, а отложено. До каникул.
— Ничего, — махнул рукой я. — Во время каникул рядом будет Надя, а ей эта возня — только в радость. Там уж я как-нибудь разберусь.
— Мы с Григорием Михайловичем подумали так же.
— Спасибо, Платон, — повторил я. — Ты — настоящий друг!
Платон улыбнулся. Погасил свет и распахнул дверь. Мы вышли из лаборантской.
Кто-то другой, скорее всего, ничего бы не заметил. Я же увидел, как в конце коридора мелькнула тень. Кто-то выбежал на лестницу.
Рефлексы сработали раньше мысли — я ринулся за ним.
Глава 6
Подарок
Лаборантская находилась на втором этаже. Тот, кто убегал, мог скатиться по лестнице на первый этаж и спрятаться в одной из многочисленных аудиторий. Мог подняться на этаж или два выше и спрятаться там. А мог вовсе выскочить из корпуса. Он находился к лестнице намного ближе, чем я, и отследить его перемещение я попросту не успел.
Прошипел сквозь зубы ругательство и ударил кулаком по перилам.
— Ушёл? — спросил подбежавший Платон.
— Нет — остался ждать, пока догоню, — буркнул я. — Лабораторные крысы, говоришь?
Платон виновато вздохнул.